– Вы тоже переводчик! – предположила Наталья. – Или поэт.
Финик, не обращая на них внимания, сосредоточенно выцедил стаканище, занюхал принятое рукавом. Помолчал, размышляя о чем-то, затем посмотрел на меня прояснившимся взором и сказал почти весело:
– Вот не поверишь, а мне твоего батьку жалко. Ей богу, жалко.
Аккуратов и Наталья переглянулись непонимающе, а у меня от приступа внезапного гнева зашумело в ушах. Я сам удивился храбрости, с которой спросил:
– Значит, папу жалеешь? Раскаяние, да? – и вдруг, опять-таки неожиданно для себя, закричал тонким противным голосом: – А меня ты пожалел? Пожалел хоть раз?
Ни один мускул не дрогнул на его лице.
– Сынок, – сказал он тихо, – мы же могли тебя прикончить знаешь еще когда?
– Когда? Ну когда? – продолжал я задираться. Собственно, это была истерика, обычная пьяная истерика. – Ну когда же?
– Давай сходим, возьмем еще по сто, – шепотом сказал Аккуратов Наталье. – Видишь, мужчинам нужно выяснить отношения.
Притихшая Наталья на сей раз подчинилась беспрекословно, первая поднялась с места.
Финик проводил их равнодушным взглядом и вновь повернулся ко мне:
– Когда ты был еще с горошину, вот когда. А теперь задумайся: ты до сих пор жив и даже не покалечен. О чем это говорит?
– Ну конечно, о том, что вы очень гуманные и уничтожили Оливера М. просто чтобы не мучился, – засмеялся я саркастически.
– Я тут не при делах, – пожал он плечами. – Меня тогда вообще в России не было.
– А кто? Кто при делах?
Он нарочито пристально рассматривал пустой стакан, потом взял его в руки и перевернул кверху донышком.
– А Тристрама за что? А Ричарда? А Эдгара? А Перегрина вкупе с Александром? – принялся я перечислять, намекая, что все злодеяния его подельников мне известны.
– Рукопись прочитал, что ли? – хмыкнул он, глядя на меня через донышко стакана.
– Не только прочитал, но и перевел. И приложу все усилия, чтобы опубликовать. Вот тогда вы у меня запляшете.
Финик, казалось, меня не слышал.
– Интересно, какая фабрика выпускает такие прозрачные стаканы? – задумчиво спросил он ни у кого.
Разумеется, я сознавал смехотворность своих угроз, однако уже не мог остановиться, эйфория отчаяния охватила меня.
– Может быть, там у вас полагают, что я и дальше буду терпеть ваши провокации… – сказал я. – Ну, в общем, вы ошибаетесь. В отличие от моих бесхитростных предков я-то знаю, с кем имею дело. Слава богу, изучил ваши подлые приемчики. Думаете, я не в курсе, что вы еще во времена моей юности пытались отвлечь меня от изучения рукописи? Например, безошибочно рассчитали, что мне, потомку великого мореплавателя Перегрина по отцовской линии и огромного количества простых матросов по линии материнской, будет интересно помогать другу ремонтировать яхту, вот и подобрали такое специальное корыто, с которым можно возиться до скончания дней. А контролировал процесс финик Никола – этот якобы дедушка якобы по доброте душевной позволил Тобиасу заниматься ремонтом «Ариадны», и парень до самой смерти не подозревал, что его подставили. Столь же цинично, втемную, вы использовали и владельца яхты: мулаточка Синди ну очень постаралась сделать его невозвращенцем, потому что если бы он вернулся, то не было бы у Тобиаса судна, не было бы и у меня причины приезжать на лодочную станцию, не смог бы и ваш старик постоянно держать меня под наблюдением. А ведь это лишь одна из множества операций, которые вы разработали и осуществили…