Маша, так ведь не факт, что во всех новеллах говорится о моих прямых предках. Говорится о представителях рода, каковые не обязательно состояли в близком родстве с прямыми моими предками.
* * *
Из дневника преводчика
Окна и погасли, и потухли.
Значит, стало и темно, и поздно.
Все отринули штаны и туфли.
На жену поглядывают грозно.
Вот легли в затылок на подушку,
Как солдаты Древнего Египта.
Спи, дружок, и не буди подружку
До утра, до радио, до гимна.
* * *
ЕЩЕ ОТСТУПЛЕНИЕ
Однажды дым табачный носился над письменным столом, стучал-стучал будильник, секундная стрелка вертелась как пропеллер, и сидел я, перечитывая тексты отца моего...
И вдруг меня пронзило: да неужто же я для того только и родился, чтобы перевести на русский (не бог весть какой русский, к тому же) эту вот рукопись? Неужто о себе-то, любимом, написать нечего? И если даже действительно нечего, все равно ведь хочется. (Не знаю, почему. Отстаньте.) Одним словом, обида меня взяла: чем я, спрашивается, хуже унылого сэра Эдгара, новеллы удостоенного? Тоже ведь и я представитель рода и не только потомок, но и чей-нибудь предок, – стало быть, имею право на собственное жизнеописание. А что не совершил покуда никаких подвигов (может, и не совершу), ну так пускай моя история послужит примером, как жить не следует, каким быть не надо.
Впрочем, это я, конечно, погорячился: «послужит примером». Не желаю я ни для кого служить примером, просто должен же обнаружиться какой-то смысл в многолетних моих занятиях изящной словесностью...
В общем, понятно, почему я решил заодно с текстами отца записывать на эти страницы свою поэму.
* * *
Итак, для разминки представим голубое в три этажа здание родильного дома с гипсовыми амурами и водосточными трубами из чистого серебра.
Напротив здания стоит рыжеволосый мужчина в парусиновой куртке, в парусиновых штанах.
Из окна высовывается моя мама со мною на руках.
«Эмилия! – восклицает мужчина. – Неужели мальчик?»
«Похоже на то!» – восклицает она в ответ.
Кстати, представим и сугубо ленинградскую погодку: иглы влаги, завывание ветра, атлантического по происхождению.
Вероятно, и я завывал, виясь в маминых руках, в струях ветра.
Повторяю: долгое время только и было мне известно об отце, что он умер.
Нет, обнаружив однажды на обложках всех моих учебников чернильные тщательнейшие парусники, мама вздохнула и придумала мне, что папа был штурманом дальнего плавания.