— Не надо, мама, — сдержанно сказала Малике. — Лучше поговори с отцом. Пусть в погоне за своим благополучием не толкает меня в пропасть. — В дверь просунулось багровое от гнева лицо Абдылхафида.
— Ты что сказала, бесстыжая? Для тебя какой-то проходимец дороже отца с матерью?
— Папа, ты… — попыталась объяснить Малике. Абдылхафид побагровел ещё больше, казалось, с ним сейчас же случится удар.
— Замолчи, пока у меня терпение не лопнуло! — гневно заорал он, готовый броситься на дочь с кулаками.
Испуганная Малике прикусила язык. Несколько секунд Абдылхафид стоял, тяжело дыша и дрожа от ярости. Посмотрел на жену и, уже скрываясь в дверях, язвительно пробормотал:
— Плачь, плачь сильнее!
Фатьма-ханум тяжело поднялась, отёрла рукой глаза.
— Хватит! Или он добровольно откажется от тебя или пожалеет, что на свет родился! Я немедленно пойду к нему! Сейчас же пойду!
Малике ничком упала на кровать и дала волю слезам.
4
Рафига подходила к Касбе. Девушка торопилась, однако, ноги не слушались её. Чем ближе было до контрольного поста, тем медленнее и неувереннее становился шаг. Казалось бы, что особенного — пройти ворота. Не в первый раз она идёт, знает все здешние порядки, а всегда волнуется.
Высокая стена колючей проволоки, по которой пропущен электрический ток, отделяла новый город от Касбы. Рафига ненавидела эту стену и будто физически ощущала, как впиваются железные шипы в её тело.
— Ух, проклятая! Дожить бы до того дня, когда от тебя и следа не останется!
Из дощатой караулки, расположенной у ворот, доносились выкрики и смех солдат.
Обычно идущих в Касбу обыскивали у ворот двое солдат и женщина в военной форме; процедура была довольно унизительная. Подходить к воротам полагалось по три человека — один за другим, — подняв вверх руки. Разговаривать в это время категорически запрещалось. По требованию солдат надо было беспрекословно открывать сумки, развязывать узлы и высыпать содержимое прямо на землю. Солдаты проверяли карманы, шарили за пазухой, порой велели даже снимать обувь. Порядок был общий для всех алжирцев, будь то мужчина или женщина.
Возле ворот сейчас никого из алжирцев не было, а Рафиге очень не хотелось одной подходить к солдатам, терпеть их откровенно ощупывающие взгляды, слушать бесстыдные слова. Делая вид, что поджидает кого-то, она остановилась, посматривая по сторонам, как назло никто не шёл ни в Касбу, ни из Касбы… Догадываясь о причине её замешательства, солдаты у ворот оживились, предвкушая развлечение. Один крикнул:
— Иди, эй!.. Иди, не бойся!
Рафига решилась. Перекинув ремешок своей красной сумочки через плечо и закусив зубами чадру, она подняла руки и шагнула к воротам. Солдаты, переговариваясь и грубо посмеиваясь, уставились на неё. Рафига старалась не обращать на них внимания, бодрилась, но колени её дрожали, в животе посасывало.