Девушка ничего толком не поняла, но времени для разговоров не оставалось, и она сказала:
— Ладно, говори лучше, что за поручение. Снова книги принести, что ли?
— Нет, — отрицательно покачал головой Мустафа. — Тут дело потруднее.
Он вытащил из-под паласа заклеенный конверт.
— Возьми. Это надо немедленно вручить доктору.
— Разве он приехал?
— Приехал.
— Вот Малике обрадуется!
— Да она, наверно, уже знает. И, к сожалению, не только она.
— А кто ещё?
Мустафа помедлил.
— Рыжий генерал тоже знает… За доктором установлена слежка. Надо обязательно его предупредить… Только молчок. Слышишь?
Рафига обиделась:
— Что я, не понимаю?..
— Будь осторожна. Если письмо попадёт в руки солдатам…
— Ну, ну… Не повторяй каждый раз! Сам ведь говорил, что страх от смерти не убережёт.
— Молодец, Рафига! Дай я тебя обниму за эти слова. Иди сюда!
Послышались шаги. Рафига выхватила из рук Мустафы конверт, отвернулась и, сложив его вдвое, спрятала на груди, плотно завернулась в чадру и ушла.
1
После поездки в лагерь повстанцев Решид никак не мог прийти в себя. Ужасающие разрушения, страдания людские саднили сердце. Чего стоил один этот сумасшедший! Его смех преследовал Решида всюду. Теперь около него нет ни одного человека, которому можно было бы доверить свои мысли и смятенные чувства. Не в силах сдержать их, Решид сел за дневник. Решид больше всего любил этот поздний вечерний час, когда на улице темным-темно, дома всё затихло, и можно посидеть одному при свете настольной лампы, собраться с мыслями.
Он писал строку за строкой. «Я смалодушничал, наверно, надо было остаться. Я дал клятву не пить, но не дал клятвы бороться до победы. В чём же состоит долг врача — ждать, когда тебя позовут или самому кинуться на помощь? Кажется, все мои прежние представления о долге и о своём назначении в жизни — рухнули…»
— Сынок, — тихо позвала Ахмеда Джамиле-ханум.
Решид положил ручку и оглянулся: у порога, сложив руки на животе, стояла мать.
— Сынок, Фатьма пришла.
— Кто пришёл? — не понял доктор.
— Фатьма. Мать Малике.
— Что ей надо в такое позднее время?
— Не знаю… Говорит, хочет тебя видеть.
Ахмед подошёл к матери. Он знал, что со времени его отлучки мать беспрестанно тревожится, живёт в ожидании чего-то недоброго, и, как умел, старался поддержать её, успокоить, хотя и сам находился во власти дурных предчувствии. Ахмед обнял Джамиле-ханум за сухонькие плечи:
— Фатьма-ханум редкая гостья, мама. Иди, приготовь угощение и скажи, что я сейчас…
Но Фатьма-ханум уже сама входила в комнату.
Решид, конечно, понимал, что с обычными визитами в такой час не ходят. Однако, ничем не выдав своего удивления, как всегда, любезно поздоровался: