На роль специального агента нашлось, аж четыре кандидатки. Однако самую старшую из них – Осси было грех гонять по горам из-за её почтенного возраста. Бабке было уж где-то под тыщщу лет. Она была самой старшей в племени, ровесники уж давно померли.
Лоа – наоборот, была самой молодой вдовой. И двух лет не прошло, как её муж Чим погиб на охоте, оставив жену с тремя детьми, которые все были девочками мал мала меньше. Правда, старшая родилась вроде бы от другой жены… Ладно, буду ещё я вникать в эти дебри. Тем более, что сама Лоа, будучи совсем девчонкой, сбежала от чёрноскальских троллей, пробравшись на нашу сторону гор, где её и встретили возвращавшиеся в стойбище с добычей охотники.
– Лоа к чёрным не пойдёт! – отрезал вождь, зло зыркнув на меня.
Нет, так нет, тогда остаются Наи – мать Ыша… От этого имени Хома аж передёрнуло, и он скривился, как будто сжевал незрелый лимон вместе с кожурой… Нет, нас – троллей такой фигнёй не проймёшь… целый мешок лимонов.
Значит, эта кандидатура тоже отпадает. Тогда остаётся Шаи.
А чего, мать уже упомянутого Чима. Был бы жив сын, горя б не знала, а так вся их семья на иждивении у племени. Что этой бабке достаётся? Объедки?
– Вряд ли она согласится, – поскрёб затылок Хом, – Характер у старухи – не сахар.
– Так надо её сперва пригласить в гости, напоить, накормить и спать уложить, а потом уж о деле толковать.
– А чем её можно таким угостить? – задумался вождь.
– Ухи сварить.
– Что?
– Рыбного супа, понаваристей. Рыбы она наверняка давно не ела.
– Где ж я её возьму?
– Так я сейчас наловлю, всё равно хотел на речку идти, мыться.
А то мало того, что вчера всю площадь собой протёр, так ещё в этой кладовке спал, откуда вылез, как из саркофага фараона Рамзеса – весь в паутине и бычках.
– Й-йя-я-а!
– Бу-у-бу-у-ух! – я сиганул с обрыва в воду.
Ух! Хорошо.
– А-а-а-а!
– И-и-и-и!
Э-э! Не понял, а кто это здесь? Кто орёт-то?
Присмотрелся повнимательнее. О! В тени утёса плескались Риа и Амми. Увидев, что за возмутитель спокойствия вынырнул из воды, они прекратили орать с квадратными глазами.
– Ты-ы-ы! – оправившись первой от испуга, пошла в наступление старшая, рыча, как бешенный зверь, – Ты! Да как ты посмел!
В пылу негодования Амми совсем забыла о своей наготе, надвигаясь на меня, как танк. Внушительная такая деваха.
Как говаривал мой дядька-ростовчанин: "Есть рыба, а есть – рыбец, есть баба, а есть – бабец".
В стойбище старшая дочь Хома, как и все наши женщины, ещё прикрывала свою наготу, а тут предстала передо мной во всей красе. Грудь – два упругих баскетбольных мяча. Кормовая часть поневоле напоминала анекдот о голубых глазах, вот только той бабе с Амми было не тягаться, потому что у неё совсем не было жира. При нашем тролльем житье-бытье не пожируешь. А талия…