– Тебе помочь? – Брюнетка. Он узнал ее голос. Вскрикнул. Отдернул руки. – Не бойся.
– К черту! – Он открыл глаза и побежал к выходу. Лунный свет серебрил обнаженное женское тело. Позади. За спиной. Брендс обернулся. Пустота.
– Я не причиню тебе вреда. – Голос. Он был прямо перед ним. Возле дверей. Женщина. Брюнетка. – Я не смогу причинить тебе вред. Не после того, что между нами было.
– Ничего не было. – Затряс головой Брендс.
– Не обижай меня, творец. Я знаю, ты не выносишь вида женских слез, – темнота делала ее тело идеальным.
– Выпусти меня.
– Я твоя часть.
– Выпусти!
– Ты моя часть!
– Черт! – Брендс закрыл лицо руками.
– Не бойся ее, – голос за спиной.
– Это еще кто? – он обернулся.
– Не нужно бояться своих созданий.
Высокая женщина. Мадам Себила. Она вышла из темноты в полоску лунного света.
– Не понимаю, о чем вы.
– Понимаешь, Брендс. Твое тщеславие привело тебя сюда. Твои амбиции. Разве ты никогда не тешил себя мыслью, что достоин большего?
– Я всего лишь писатель, который ищет свою историю.
– Иногда истории находят нас.
– Это безумие.
– Обернись и посмотри на творение рук своих. Ты создал ее. Твой гений вдохнул в нее жизнь. Она – подтверждение твоей исключительности и твое признание. Разве не об этом ты мечтал всю свою жизнь?!
Брендс обернулся. Темнота. Лунный свет. Безупречное женское тело. Черные волосы, рассыпанные по хрупким плечам. И глаза. О, да! Эти глаза Брендс искал всю свою жизнь. Глубокие, впитавшие в себя всю темноту ночи и звездного неба. Сколько же раз он писал о них! Поклонялся им! И вот теперь они смотрели на него. И это было чудо. Это была самая замечательная история из всех, которые Брендс когда-либо создавал. Его шедевр. Он смог превратить камень в женщину, безликость в прекрасное, бездушность в одухотворенное…
– Можешь выбрать для нее имя, – сказала мадам Себила, и Брендс испугался, что не сможет этого сделать, не нарушив созданной безупречности.
– Даже не знаю, – признался он.
– Может быть Нидда?
– Нидда? Пожалуй, нет.
– Ардат?
– Не знаю. Нет.
– Ламия?
– Ламия? – подхватил Брендс, и ночь обыграла это имя, придав ему особое очарование. – Думаю, это то, что нужно. – Брендс обошел вокруг своего творения. Осторожно прикоснулся к волосам, лицу. – Ламия. – Он заглянул в ее глаза. – Ты самое прекрасное из того, что я создал в своей жизни.
* * *
Всю оставшуюся часть ночи Брендс не смог сомкнуть глаз. Волнение, дрожь, очарование – они воспаляли его мозг, прогоняя сонливость. И еще гордыня. О, да! Она переполняла Брендса. Он чувствовал себя творцом, равным если не Богу, то уж ангелам – это точно. Эйфория. Она напоминала чувства матери, держащей в руках своего новорожденного ребенка. Неподвластная, всепроникающая. Но если женщинам от рождения было уготовано создавать жизнь, то Брендс поднялся в своей исключительности намного выше подобной закономерности. Он был уникален. Да. И осознание этого пьянило его сильнее, чем самое крепкое вино, которое ему доводилось пробовать. Его детище. Его творение. Он изучал его, пытаясь отыскать недостатки, но не находил таковых. Любой ребенок, каким милым бы он не был, рано или поздно вырастает. Его кожа тускнеет, теряет свою первозданную бархатистость, руки грубеют, черты лица становятся более жесткими, портится осанка, появляются прыщи, дефекты, тело утрачивает гибкость, глаза – блеск… Но здесь… Здесь все было иначе. Брендс видел уже готовый продукт. Желанный, соблазнительный. Он вложил в нее все: свою жизнь, свои чувства, свою душу…