Около восьми часов утра молодой человек погрузился в радостный сон, где он гулял под руку со своей Холи по заросшему саду в имении дяди. Они были счастливы. Смеясь и помогая друг другу, они пролезли сквозь разросшийся куст сирени и оказались на большой лужайке, со всех сторон обсаженной высокими кустами. Там, похотливо улыбаясь, стояла камер-фрейлина Сикорская. Она направилась им навстречу, и Холи шагнула вперед, а Сергей почувствовал, что его как будто связали по рукам и ногам. Раскаленный канат впивался в кожу, доставляя невыносимую боль. Его любимая бесстрашно шла вперед навстречу этой ужасной женщине, а он не мог ее остановить, вместо слов из горла вырывался дребезжащий смех. Сикорская подошла к Холи, вытянула вперед руки, как будто обнимая девушку, и из ее пальцев выскользнули змеи, их было множество, они переползали на плечи и грудь его любимой, скрывались в складках платья. Холи страшно закричала, он слышал в ее голосе слезы, она звала его, крики перешли в рыдания, а Сергей ничего не мог сделать – спеленутый по рукам и ногам, он мерзко смеялся, лишенный движения и языка и, самое главное, лишенный воли.
Молодой человек в ужасе проснулся. Холодный пот покрывал все его тело, он тяжело дышал, а сердце билось как заведенное. От страха он даже не сразу решился заговорить – таким ярким было видение, что вместо слов из его горла вылетает мерзкий смех. Наконец, он кашлянул, потом попробовал произнести свое имя. Слава Богу, он смог его выговорить. Весь этот ужас оказался обычным кошмаром.
«Это случайность, – подумал он, – наверное, я просто переволновался перед вчерашним разговором».
Успокоившись, он занялся обычными делами, но ночной кошмар не шел у него из головы. Даже вечером в доме Черкасских, где он замечательно провел время с невестой, князь по-прежнему не мог забыть страшную женщину со змеями, выползающими из ее пальцев.
Кошмар вернулся ночью. Опять мерзкая камер-фрейлина шла навстречу его невесте и, протянув руки, выпускала на нее множество змей, а он, скованный невидимыми огненными путами, ничего не мог сделать, а все так же мерзко хихикал. Вскочив, Сергей поднялся с постели и уже больше не смог лечь в нее. Сон стал ужасом, как это бывает у совсем маленьких детей, но он – взрослый, сильный мужчина – так же не мог победить свой страх, как малыш, только что начавший ходить.
Князю показалось, что он сходит с ума. Теперь Сикорская ему мерещилась даже днем, она звала его к себе, улыбаясь, от чего ее грубое лицо с носом-картошкой и выступающими скулами делалось еще шире. Противно было даже смотреть на эту женщину, но она никуда не уходила из мыслей князя, казалось, что камер-фрейлина окончательно поселилась в его голове.