Шарлотта вздохнула, когда Гидеон, откланявшись, уехал. Он согласился жениться на ней, но она должна смотреть правде в глаза. Помолвка не переполняет его энтузиазмом. Он принял это решение из-за чести, а не из-за любви. Шарлотта бродила по комнате и вдруг остановилась перед Джейн.
— Шарлотта, — сказала та. — Он вернется.
— А если он сбежит?
— Мы погонимся за ним.
Она не видела в лице Джейн ни следа жалости, только сильную волю женщины, которая укротила зверя и заставила его поклоняться себе.
— Он твой, — сказала Джейн. — Ты ведь хочешь его? Для меня это очевидно.
— Да. Но я хочу, чтобы он… пылал ко мне так же, как я к нему.
Улыбка Джейн свидетельствовала о том, что она все понимает.
— Тогда будь «огонь с огнем».
— Это из Шекспира[2]. — Шарлотта чувствовала странное утешение. — Конечно. Я не забуду эти слова.
— Пусти их в дело, — шепнула Джейн, потом взглянула на подходившего с поклоном Уида.
— Хозяин хочет, чтобы мисс Боскасл пришла к нему в кабинет для конфиденциальной беседы, — понизив голос, произнес он.
— Нотация, — сказала Джейн. — Это неизбежно. Держись, Шарлотта. Грейсон больше рычит, чем кусается.
Шарлотта подготовилась к долгой нравоучительной лекции. У Грейсона вечно полно забот о родственниках, знаменитых своими любовными скандалами. Но ее никогда прежде не вызывали пред его очи.
— Садись, Шарлотта. — Он проводил ее к креслу. — Прежде всего поздравляю с предстоящим бракосочетанием.
— Грейсон, мне стыдно…
— Все произошло в обычном стиле Боскаслов, — отмахнулся он от ее извинений. — Ты намерена выйти за Уинфилда?
Намерена?!
— Больше, чем могу выразить.
— Он человек светских привычек, — нахмурился Грейсон.
— Да.
— А ты… — он покачал головой, — не столь искушенная. Ты понимаешь, что я пытаюсь сказать?
Она кивнула. Грейсон предупреждает, что она свалилась в опасный колодец… А она надеялась увидеть на дне Гидеона, который подхватит ее.
Грейсон присмотрелся к ней.
— Должен признать, ты замечательно держишься. Впрочем, у тебя нет выбора, не так ли? Следующая наша проблема — это найти твой дневник. Зная тебя, сомневаюсь, что в нем есть что-то такое, что может вызвать тревогу.
Шарлотта съежилась в кресле.
— Боюсь, что есть.
— А именно?
— Личные переживания.
— Можешь привести хоть один пример? — поднял бровь Грейсон.
— Нет.
Он поднялся и озабоченно нахмурился:
— Кажется, говорили, что ты пишешь историю семьи.
— Я писала. А потом… я… я… Во всяком случае, я никогда не предназначала это для чужих глаз.
— Что это значит? — встревожился Грейсон.
— Я… боюсь, на страницах дневника я открыла свои тайные желания.