Мысль о Веронике и Вэле, таких близких и таких сейчас далеких, едва не заставила его разрыдаться. Силы его были на исходе. Нельзя сказать, что мать и Вэл его баловали, но они его и ни в чем не ущемляли. Он ходил в хорошие платные школы, такие, где ученики все еще открывали двери учителям. Работал он в довольно грубой и вечно взбудораженной обстановке, но вокруг были друзья. Да и то он лишь наблюдал, как пишут репортажи другие, и только надеялся, что когда-нибудь и ему доверят такую работу. Он никогда не бывал на месте преступления и не видел зарезанного кухонным ножом мужа или изнасилованную пятнадцатилетнюю девочку. Короче, ничто в его предыдущей жизни не подготовило его к бандитскому миру нью-йоркских улиц.
Трэвис нахмурился и вдруг замер, услышав звук. Он быстро научился отличать звуки, издаваемые человеком, от крысиных или кошачьих. Кошки и крысы были не опасны.
Шаркающие звуки приближались. Он осторожно поднял голову, заглянул за гудящий бак и облегченно перевел дыхание, рассмотрев человека. По проулку медленно тащился старик, разглядывая мусор и проверяя помойные баки. Трэвис его уже видел. Билл или Уилл, что-то в этом роде. Он казался чернокожим, но мальчик уже понял, что таким его сделала годами копившаяся грязь.
Старик подошел к гудящему контейнеру и снял крышку. Немедленно в воздух, как облако черного дыма, поднялся рой мух, и до Трэвиса донеслась жуткая вонь гниющего мяса. Пришлось изо всех сил сжать зубы, чтобы не вырвало. Вчера ему удалось подобрать наполовину съеденную пиццу, и он не мог допустить, чтобы все это пошло прахом. И так его ноги еле держали, а голова кружилась.
— Эй! — заорал старик встревоженно, заметив Трэвиса, но тут же успокоился. — А, это ты.
Трэвис не знал, плакать ему или смеяться. Не был уверен, хорошо ли считаться безобидным в этом городе, где практически любой пырнет тебя ножом, чтобы отобрать бутылку.
— Ничего тут путного, верно? — проворчал старик. — Чего ты здесь спишь, сынок?
Мальчик медленно поднялся. Лежать не было смысла, он ни за что не уснет. По правде говоря, он теперь спал не больше трех часов в сутки, и, Господи, как же он устал.
— Тут нет никого, — устало объяснил он. Старик презрительно фыркнул:
— Это точно. Слишком ветрено, сынок. Видишь, тот конец открыт. А тут полно улиц потише. Ты еще совсем зеленый, парень, вот в чем дело. Научишься. Если протянешь подольше.
— Это верно. — Трэвис слабо рассмеялся.
Его собеседник что-то проворчал и направился к противоположной стене. Улочка была совсем узкой, их разделяло не более четырех футов. Трэвис смотрел, как старик уперся задом в стену и медленно сполз по ней на землю, придерживая в одном кармане бутылку, а в другом неизвестно что. Может быть, нож?..