И в первую очередь этот исследователь должен обратить внимание на то, что через некоторое время после выхода в свет первого номера «Трудов и дней» Кузмин поместил в пятом номере «Аполлона» письмо в редакцию, где сообщал читателям о том, что его рецензия была опубликована «Трудами и днями» не полностью. Мы еще остановимся на этом «Письме в редакцию», но пока приведем полный текст рецензии Кузмина по архивной рукописи:
(Вячеслав Иванов. Cor ardens часть первая (Москва изд. «Скорпион» 1911 ц. 2 р 40))
«Со страхом и трепетом» мне слышится, когда я хочу говорить о лучшей, самой значительной и, может быть, вместе с тем самой интимной книге одного из главных наших учителей и руководителей в поэзии. Еще более понятную робость и смущение я чувствую, читая страницу посвящения. Как многого нельзя, не сумеешь и не сможешь сказать! И приходится отвлечься от дружеских и всяческих других отношений, и видеть в печатных строчках даже не то, что видишь, а то, что через них может видеть всякий, имеющий глаз и не злую волю. Тем более трудно высказываться о целой книге, когда из нее вышла всего одна половина. Положим, это не могло бы остановить, так как, как бы ни была искус<но> составлена книга, не писавшаяся как таковая, а являющая из себя[937] всегда сборник лирических стихотворений, часто случайных и объединенных лишь временем написания. Нам кажется явлением специально наших дней <,что> стремление объединять лирические стихотворения в циклы, а эти последние в книги. Конечно, можно сослаться на «Canzoniere» Петрарки, но дело в том, что не является ли данная книга отражением одного-единственного чувства поэта? Цельность может сохранить лишь цикл, написанный залпом (напр<имер> отдел «Эрос» в «Сог ardens») или поддерживая ее[938] внешним намеком на фабулу, единством формы («Золотые завесы») и приемов. Во всяком же другом случае цельность будет всегда лишь более или менее достигнута[939]. Тем более этого трудно требовать от книги. И при всем искусстве, ловкости и логичности в составлении отделов и в группировке матерьяла[940], «Сог ardens» все-таки нам представляется скорее прекрасным сборником стихов, чем планомерно сначала задуманной книгой. Потому мы решаемся говорить о ней, не дожидаясь ее окончания.
Прежде всего нужно утвердить, что Вячеслав Иванов — поэт почти исключительно лирический, если принять во внимание, что лирика бывает не только любовною[941], но и религиозною, пророческою, метафизическою и диалектическою (в той мере, поскольку диалектичны сонеты Шекспира, Петрарки и ранние итальянцы). Подобной лирике мы противополагаем монолог описания и поэзию ораторскую, если бы эти слова не были настолько несовместимы. Поэзия Вячеслава Иванова принадлежит почти всецело оде, гимну и песни; мы не хотим этим сказать, что Иванову чужды и послания (почти весь отдел «Пристрастия») и элегии и другие (формы) разновидности поэтических содержаний, но кажется, что душа его лежит к первым трем. Некоторые пьесы этого поэта требуют как бы комментария, вроде канцоны Кавальканти, подвер<г>авшейся неоднократным объяснениям. Комментариям, разумеется, не историческим которым настанет время, когда забудутся те немногие имена современников, (котор) что упоминает автор, но философским и метафизическим. Ко «Сну Мелампа» Вяч. Иванов сам счел нужным приложить род краткого изъяснения. Это происходит отнюдь не от неясности мысли или неточности, приблизительности выражений, но от насыщенной сжатости того и другого, или же отдаленных