Она быстро оделась, привела себя в порядок. Старый конверт с записанным ею адресом жег руку… Люба его скомкала и бросила в мусорный ящик. «А может, не надо ехать? Вера большая, приедет из Третьяковки сама. Он не имеет права ее задерживать! И вообще, какое ему дело? Я не хочу его видеть, не желаю ничего о нем знать. И пусть он оставит в покое мою семью!»
Обрывочные беспокойные мысли мешали делать массаж под глазами, втирать крем и наводить синеватые тени на верхние веки. Она разглядывала себя в зеркале, перебирала в уме свои украшения, щелкала пластмассовыми плечиками, кидая на кровать костюмы и платья. И ничего не могла подобрать. То слишком темное платье, то слишком теплое, это вызывающе яркое, это стало тесно. После долгих раздумий она выбрала было светло-серую шерстяную пару, но тут же отказалась от этого выбора. «Ему будет неприятно увидеть ее в костюме десятилетней давности», — подумалось ей. Но Люба покраснела от этой мысли. «Какое ей дело, что будет ему приятно, а что неприятно?» Щеки горели. Она злилась теперь сама на себя. Перекидав заново все вешалки и словно назло кому-то или чему-то, она выбрала стираный-перестираный холстинковый сарафан с вышивками.
Медведев не бывал в. Третьяковке около десяти лет. Обрадованный вчерашним приездом дочери, он был возбужден, разговорчив и все утро, пока Вера спала, шутил и даже озорничал. Вчера бабушка с девичьим именем Маруся успокоила его заплаканную дочь, накормила и уложила в своем пахнущем травами тереме. Всё действительно было как в сказке, пока он не спросил Веру, почему она поссорилась с мамой. Она долго молчала, но он был настойчив. Она вдруг заговорила. И когда он услышал про вопрос, заданный Верой матери, его передернуло:
— Кто тебе сказал эту мерзость? Ты должна знать, что рождение и смерть не зависит от человека..
— А от кого?
— Ты слишком любопытна, — Медведев успокоил ее улыбкой, обнял узенькие, совсем детские плечики. Он ощутил под ладонью плечевой сустав, эти еще не окрепшие косточки, и ему стало тяжело дышать. «О, еще как зависят», — подумал он.
Казалось, Вера неохотно ехала в Третьяковку. Медведев боялся быть назойливым, ничего не расспрашивал. Он только сказал, когда вышли на «Новокузнецкой»:
— В музее мама тебя встретит. Мы не договаривались, но мне так думается. Ты слышишь меня?
— Да, — очень тихо сказала Вера.
— А в следующий раз, если ты не против, мы сходим в Большой театр. Уж я постараюсь достать билеты! Ты была там? После того как мы вместе ходили на «Щелкунчика»?
— Да. Мы слушали «Ивана Сусанина».