Королева не желала слушать даже епископа Боннера, тревожившегося за спокойствие города. Боннер предлагал сжигать еретиков рано утром и не устраивать из казней страшное зрелище. Мария гневно возразила ему, что готова идти на любой риск во имя исполнения Божьей воли. Сожжение еретиков — благое дело, и потому его исполнителям нечего таиться. Нужно сжигать и нужно заставлять народ видеть, как поступают с теми, кто отрицает законы святой католической церкви. Всякий, кто осмелится просить о снисхождении к еретикам, — их пособник, а потому подлежит сожжению наравне с ними.
Осень 1558 года
В сентябре двор был вынужден перебраться в Хэмптон-Корт. Врачи надеялись, что свежий воздух благотворно подействует на дыхание королевы, которое стало хриплым и затрудненным. Ей предлагались всевозможные микстуры и припарки, однако улучшения ее здоровью это не приносило. Мария крайне неохотно допускала к себе врачей и часто отказывалась принимать лекарства. Возможно, она помнила, как эти же врачи пытались лечить ее младшего брата, и считала, что их ухищрения лишь повредили ему. Вскоре я поняла: королева уже отринула все телесное, и собственное здоровье ее больше не волнует.
Эта поездка была особой в жизни Дэнни. Он впервые ехал как седок, а не как живой мешок, накрепко привязанный к седлу. Путь был недолгим, и я рассудила, что сын уже вполне большой и сильный, чтобы сидеть на втором седле у меня за спиной и крепко держаться за мою талию. Он по-прежнему ничего не говорил, но рана после обрезания зажила, и Дэнни оставался таким же спокойным и улыбчивым ребенком. Судя по тому, как крепко он обнимал меня своими ручонками, я чувствовала: это путешествие ему очень нравится. Думаю, он понимал, что впервые едет «как большой». Я выбрала самую смирную лошадь. Торопиться было некуда, и мы неспешно двигались вслед за повозкой королевы по мокрым дорогам, тянущимся через такие же мокрые поля, где крестьяне пытались жать сырые колосья ржи.
Дэнни жадно ловил впечатления от поездки. Он даже ухитрялся махать работникам на поле и тем, кто стоял в дверях своих домов, провожая взглядом нашу процессию. Никто не улыбался и не махал ему в ответ. Думаю, такое отношение к доброжелательному, улыбающемуся ребенку красноречиво свидетельствовало о многом. Дэнни ехал вместе с королевской процессией; гнев и ненависть к Марии распространялись на всех, ехавших с нею. Англия, как и Лондон, была настроена против королевы и не желала прощать ей ничего.
Все шторы ее паланкина были плотно задернуты. Мария ехала в тряской тьме. Приехав в Хэмптон-Корт, она направилась в свои покои и приказала немедленно закрыть ставни, погрузившись в сумрак.