На площадке вокруг холма сделалось так тихо, что слышно стало шипение маневрового паровоза и перебранка дежурных слесарей в депо.
— Враги ополчились на молодую нашу неокрепшую власть, и она неминуемо погибнет, если мы, защитники ее, разойдемся кто куда.
Как ветерок по несжатой полосе, зашелестел говорок по рядам казаков:
— Вот оно как…
— Зазря радовались…
— Оно, ежели разобраться…
— Тише-е…
— Но я не верю тому, чтоб вы оставили свой полк, когда революция в такой опасности, не верю, дорогие аргунцы, — продолжал Богомягков, все более и более воодушевляясь, — не верю, хотя и знаю, как нелегко вам после стольких лет разлуки ехать мимо родных станиц и сел снова на фронт, Понимаю, как сильно ваше желание увидеться с женами и детьми, понимаю, как руки ваши стосковались по труду, и не шашку бы им держать, а чапыги плуга, но что же делать, товарищи…
Все перевернулось в душе Егора. Ему казалось, что Богомягков смотрит на него, читает его мысли, говорит про него.
Кончил говорить Богомягков, и сразу же в не сломившейся еще тишине раздались ошеломившие казаков слова команды:
— Желающие уволиться четыре шага… впере-ед!
У Егора ноги словно приросли к земле. В ушах все еще звучали слова Богомягкова, разили в самое сердце, куда-то далеко отодвинулись его недавние заботы и горести… Он глянул на Вершинина: тот стоял, вскинув голову, и, глядя на Богомягкова увлажненными глазами, всем своим видом выражал готовность хоть сейчас ринуться в бой. Словно замер в строю, чему-то улыбаясь, Гантимуров, а Молоков, плотно сжав губы, уставился прямо перед собой, сосредоточенно наморщив лоб…
С десяток казаков из всего полка вышли из строя. Из пятой сотни ни одного, из четвертой один — вахмистр Вагин. Все остальные словно застыли на месте.
* * *
Настя прождала Егора весь день. Ермоху она увидела, когда он ехал по елани. Выйдя к нему навстречу, подождала его у сеновала и, когда он подъехал, спросила:
— Видел Егора?
— Видел…
— Приедет?
— Нет. Не пустили. Записку тут передал тебе. — Ермоха не торопясь, по-стариковски спешился, достал из-за пазухи бумажку, протянул ее Насте: — На вот, читай. Да не горюй шибко-то, беды никакой не случилось. Егор говорит, теперь уж недолго тебе ждать. Войсков у Лозова сейчас, сам видел, великое множество. Жиманут Семенова, и по домам.
Настя долго читала написанные наспех каракули Егора. Побледнела.
— Чуяло мое сердце, — проговорила она наконец, задрожав губами, и, отвернувшись, навалилась грудью на прясло.