Филиппо пристально посмотрел на него. Он хотел резко возразить ему, но в памяти снова возникла исповедальня.
– Мы преследуем женщину?
Генрих снова приложил палец к губам, а потом легко побежал в сторону чащи. Филиппо съежился, наблюдая за тем, как тот исчезает между деревьями. Он уже пожалел, что подчинился приказу Поликсены фон Лобкович.
Генрих вернулся неожиданно быстро. Он ухмылялся.
– Идеально, – тихо произнес он. – Лучшего убежища она не смогла бы выбрать.
– Потому что туда легко пройти?
– Нет, потому что это совсем близко. – Генрих покачал головой. – Будьте внимательны. Я хотел бы, чтобы вы осторожно подошли к самому краю подлеска. Там, в самой его середине, есть маленькая поляна, на которой гниет старое дерево. Она, вероятно, решила немного передохнуть. Подыщите себе укрытие. Вы услышите, что через некоторое время тоже туда приду. Все будет выглядеть так, как будто бы мы потеряли след и разделились. Она попытается не упустить меня из виду, устремится ко мне и выйдет из зарослей. Это ваш шанс: врывайтесь туда и хватайте ее.
– Кто она?
– Мертвая плоть, – ответил Генрих.
– Что? – Филиппо нервно сглотнул.
– Если она ускользнет, нас всех повесят, – объяснил ему Генрих. – Вы не можете позволить себе христианскую любовь к ближнему.
– Я еще никогда не…
– Держите язык за зубами. Все, поехали!
Филиппо почувствовал, как его толкнули вперед. Он побежал рысью. Ноги неожиданно стали тяжелыми, а стук сердца отдавался в голове. Он обругал себя глупцом. А что он думал? Что они просто отвезут беглянку обратно в Пернштейн, где хозяйка скажет ей пару ласковых слов, и на этом все закончится?
«О господи, – подумал Филиппо в ту же минуту, – я буду в ответе за то, что кого-то лишили жизни». Он вспомнил, как Виттория говорила ему, что однажды подмешает крысиный яд в еду кардинала Сципионе Каффарелли. Он всегда улыбался в ответ на это заявление. Легко улыбаться вероятности того, что кто-то будет виновен в смерти человека, если эта вероятность была очень отдаленной и к тому же всего лишь болтовней.
Приблизившись к зарослям, Филиппо уже готов был просто двинуться вперед. Но затем, стараясь не вызывать большого шума, он стал осторожно красться и с пересохшим ртом и колотящимся сердцем вошел в них так глубоко, как только осмелился. Однако поляны нигде не было видно. Он растерянно остановился, не зная, что делать дальше. И тут он услышал топот лошадиных копыт. Судя по звукам, Генрих, вероятно, заставил свою клячу гарцевать. Филиппо слышал, как животное фыркает и ржет, как раздалось проклятие, которое в иной ситуации Генрих наверняка проглотил бы. Все было похоже на плохую комедию. Но Филиппо знал, что человек, который, дрожа от страха, сидит в своем убежище и ничего больше не хочет, кроме того, чтобы преследователь побыстрее ушел, не станет предаваться таким уж сложным раздумьям. Затем до него донесся другой шум и по его телу поползли мурашки: это был звук прерывистого дыхания охваченного ужасом человека и треск сучьев, оттого что кто-то продирался сквозь густой подлесок совсем рядом. Филиппо навострил уши.