— Мамочка твоя училась только на «отлично».
Ане сразу стало скучно. Потом пришли мама с Митей. Мама поцеловала Аню, поздравила, Митя тоже сказал:
— Молодец, Анюта, перевалила через первый класс.
Но веселье не возвращалось.
— Что ж поздравлять, — сказала Аня, — когда одни тройки. — Подумала и прибавила:
— Я все свое старание приберегла для второго класса.
…И снова настала осень. Осень сорок пятого года.
— Послушай, Анюта, ты превратила мой диван в письменный стол. Что это? Клей, спички, да смотри, клей-то пролит! Вот лягу и приклеюсь. Почему ты за собой не убираешь?
Митя говорил сердито. Он очень устал. Сегодня был трудный день — он ездил в Фили, снимал клубную самодеятельность. Снимки получились плохие, а подписи к ним еще хуже. Митя и сам хорошо это понимал. Но когда услышал из уст редактора: «Не пойдет!» — рассвирепел.
Возвращаясь домой, он думал, что ляжет и постарается уснуть. «Проспись, — говорила Анисья Матвеевна, когда он злился, — сном все уходит и болезнь и злость». Злой и усталый, он сейчас собирался последовать ее совету, но, войдя в комнату, увидел на своем диване рассыпанный коробок спичек, лужицу клея, Анин альбом для рисования и Катю, которая тут же строила из кубиков дом.
— Я сейчас уберу, Митя, — торопливо сказала Аня.
— Ты страшная неряха, — сердито повторил Митя. — Я ведь тысячу раз тебе говорил…
И в эту минуту раздался из-за двери голос Константина Артемьевича:
— Как вы разговариваете с ребенком? Почему вы на нее кричите? Я долго терпел, но больше терпеть не намерен!
В первую минуту Митя растерялся. Потом, плотно прикрыв двери своей комнаты, он вышел к тестю.
— Что вы говорите? Да вы понимаете, что вы говорите? Да еще при Ане и Кате!
— А при ком же? — спросил Константин Артемьевич.
— Нет, все же… — сказала Нина Викторовна, — ведь ребенок сирота… Я тоже была мачехой, но… И если вы — отчим…
— Что? — взревел Митя. — Что? Кто это — отчим? Что вы болтаете?
— Да, — повторила Нина Викторовна, — я мачеха, но я Саше никогда и слова не посмела сказать.
— Оно и видно, — уже сам не слыша, что говорит, ответил Митя.
— Что? Я плохо ее воспитала? — Нина Викторовна всплеснула руками. — Это я-то плохо воспитала? Да я ее в жизни пальцем не тронула! И как у вас только язык поворачивается?
— Дедушка, ну зачем ты сердишься? — появляясь в дверях, сказала Аня. — Я сама хочу, чтоб Митя на меня кричал! Пускай кричит!
— Поди отсюда! Не вмешивайся! — крикнул Митя, почти вытолкнул Аню из комнаты и, повернувшись к тестю, сказал сквозь зубы:
— Ну вот что. Если я ей отчим — поступайте как знаете, мне дела нет. Пускай растет… — Он запнулся и поискал слова, в памяти мелькнула прекрасная строчка из какой-то статьи: «как сорная трава», но он сказал иначе: