Открытое пространство до леса одолели без проблем. Луны не было, а снег после побоища был так запятнан кровью и грязью, что напрочь лишился девственной белизны.
В лесу было совсем темно, но тут как раз снег выручал, помогал ориентироваться.
К стоянке уличей подошли незамеченными. Тоже неудивительно. У развоевавшихся смердов имелись аж двое часовых, но они без толку бродили кругами и на костры глядели больше, чем на подступы к поляне, на которой расположились.
Уличей на полянке было – не меньше сотни. Кто спал, кто грелся у костров.
Что особенно удачно: неподалеку, привязанные к деревьям, меланхолично дремали восемь угнанных лошадок. А чуть в стороне были аккуратно сложены нарубленные стволы. Дровишки.
– Десятников – ко мне, – шепнул Развай.
Ухнул филин – и началось. Караульные и неспящие разом повалились, побитые стрелами. Семь десятков гридней разом выскочили из кустов, распределились и принялись колоть и рубить спящих. Двадцать ударов сердца – и вокруг одни покойники. Только одного, в самой важной шубе, Развай велел пощадить и упаковать для беседы.
Затем начался грабеж. Вязали всё подчистую: припасы в мешках, две кабаньи туши и одну оленью. Десяток зайцев и шесть здоровенных мерзлых рыбин. Само собой, всю древесину, включая увязанный в охапки хворост. Бревна, соорудив простую упряжь, тащили лошадьми, для прочего наскоро изготовили волокуши. Забрали все стрелы, что нашлись и, само собой, деньгу. Это уже по привычке: навар был скудный: медь да кожаные куны. На всех и полгривны не набралось. Зато прихватили меховые подстилки и одеяла.
В общем, нагрузились так, что, напади сейчас уличи – не отбились бы.
Но не напали. Видать, не услышали, как их соратников на ту сторону Кромки спровадили.
В лагерь вернулись победителями. Ценнейшие (с учетом нынешней ситуации) трофеи, лошади, пленник. И – ни одной царапины.
Сергей на похвалы не поскупился. Обещал: когда (именно когда, а не если) вернутся домой, одарить каждого за доблесть по-княжьи.
И тут же кликнул еще двух добровольцев: скакать в Улич (или навстречу князю, если он уже выехал) и рассказать о том, что случилось.
Добровольцами вызвались все. Пришлось Разваю выбирать самых подходящих.
Гонцы взяли четверых лошадок порезвее, по мешку овса на каждую (сейчас кормить некогда), подседлались и канули в ночи.
Раздавшиеся поутру со стороны леса трагические вопли уличей, обнаруживших недостачу земляков, вызвали у плотно позавтракавших дружинников довольные ухмылки.
«Вот так! – злорадно думал каждый. – Теперь и вам спать вполглаза!»
Пленника допросили. Железо не понадобилось. Перепуганный смерд, оказавшийся не одним из вождей, а просто удачливым охотником, справившим из добычи знатную шубку, болтал бойко. Но ничего такого, о чем Духарев не догадывался ранее, не поведал. Да, бучу замутили жрецы. Но поддержали их весьма охотно. Платить дань, даже малую, лесовики не любили, поскольку были уверены, что в княжьей защите не нуждаются, а найти их в лесных чащах – дело для чужих не столько непосильное, сколько хлопотное. Примерно как мышей мечом рубить. А вот разграбить богатый обоз сборщиков дани (вот за кого приняли отряд Духарева) – милое дело. Боги одобрили. Правда, устами своих жрецов, потребовали за «поддержку» третью долю добычи, но плата никому не показалась чрезмерной. Хотя, когда выяснилось, что взять киевских воев врасплох не удалось, жрецам были выставлены серьезные претензии, от которых служители языческого культа, по обыкновению, легко отбрехались. И пообещали, что «боги» себя еще проявят.