– По совести говоря, схватили его не мы, он сам, можно так выразиться, достался…
– Но ведь именно вы с инспектором его убежище обнаружили? Он мог и освободиться, не явись вы… Все же, Алексей Воинович, предприятие было рискованнейшее. У вас и в самом деле не нашлось времени уведомить меня… или начальство инспектора де Шамфора?
– Времени не было, – твердо сказал Бестужев. – Нам все равно не успели бы прийти на подмогу. Пришлось рисковать.
– Я рискну предположить, что дело в нашем честолюбивом инспекторе. Вы не знаете парижской обстановки, вам простительно. А уж он-то обязан был знать, сколько телефонов в Париже и сколько быстроходных авто имеется в распоряжении бригады… Но оставим эту тему. Есть дела поважнее. Гравашоль за решеткой – это прекрасно, это обрадует политическую полицию всей Европы… вот только в нашем главном деле, получается, мы не подвинулись ни на шаг?
Бестужев опустил голову:
– Кто же мог ожидать от американцев такой прыти и хватки? Отдаленная провинциальная страна, чье влияние в мировых делах ничтожно…
– Мне приходилось общаться с тамошними уроженцами, – сказал Гартунг. – Эти господа проявляют прямо-таки невероятную прыть и хватку, когда речь идет о деньгах, а уж если о больших… Да, опростоволосились…
– От нас уже ничего не зависело, – поднял голову Бестужев. – Даже если бы мы сразу сообщили наши сведения, любые агенты опоздали бы точно так же, как опоздали мы…
– Совершенно верно. Вас никто и не винит, Алексей Воинович, я имею в виду, так сказать, общую ситуацию… То, что наш инженер казался сребролюбивым и проявил нешуточное умение устраивать свои финансы, не меняет дела. Главное, он в бегах, вернее говоря, нашел новых хозяев, энергичных и в средствах не стесненных. Они все, разумеется, постараются как можно скорее отплыть в Америку… И вы уже ничего не в состоянии предпринять толкового… Ну ничего, я беру дело в свои руки. Хотя положение наше щекотливое. Официально объявлять розыск господина инженера никак нельзя – в этом случае придется открыто признать, что он, собственно, был платным соучастником анархистов, а это его передает в руки французской Фемиды, откуда выручать его будет гораздо труднее. Он, конечно, малый оборотистый и наверняка придумал уже какую-нибудь сказку… Что он может заявить, как по-вашему?
– Ну, это просто… – сказал Бестужев. – Он может упрямо твердить, что ни в какие предосудительные сношения с анархистами не вступал, был ими похищен, запуган, морально пытан… Все мы, кто был в Вене, вынуждены будем подтвердить, что похищение действительно имело место… Письменных договоров с Гравашолем он, понятно, заключать не мог, виданное ли дело –