– А как бы вы поступили на их месте? – с вымученной усмешкой пожал плечами Ксавье.
Бестужев ничего не мог с собой поделать – оставляя в стороне все прочее, он испытывал нечто вроде нешуточного восхищения Гартунгом, как охотник восхищается зверем, а врач особенно заковыристым болезнетворным микробом. Ничего не скажешь, умен и коварен, ни простоты, ни вульгарности, напоминает скорее какого-нибудь исторического интригана времен Возрождения, этакого Чезаре Борджиа. Из тех, кого никак нельзя назвать мелкими, примитивными… Злая интрига, возведенная в степень высокого искусства…
Ну восхищаешься невольно, и все тут! Тонко придумано, изящно сработано, чтоб его черти драли… И труп ротмистра Бестужева (все равно, подстреленного паникующим агентом или зарезанного сокамерниками), и ненароком оставшийся в живых Бестужев в лапах французской полиции равно таят в себе определенную угрозу для Гартунга. А вот проведший какое-то время в парижском желтом доме, напичканный лекарствами ротмистр Бестужев – ни малейшей. Авторитет французских психиатров высок. Авторитет Гартунга в Департаменте – тоже. Кто станет всерьез прислушиваться к бывшему пациенту французского бедлама? Вежливо спровадят, мягонько выпихнут в отставку с хорошей пенсией, посочувствуют и забудут в с ё… Ах, Аркадий Михайлович… Он отыскал-таки способ добиться всех своих целей и устранить все возможные угрозы. Правда, для успеха нужно, чтобы Бестужев непременно попался… А это еще вилами по воде писано… Но если сцапают, все пройдет, как по нотам. Кто будет уличать Гартунга в том, что его не предупреждали из Петербурга о развивающемся безумии Бестужева? Не Ламорисьер же. А в Петербурге он, разумеется, скажет, что ротмистр на его глазах подвинулся разумом, вот и пришлось…
– Но Руссиянова, конечно же, ищут всерьез? – сказал Бестужев.
– Именно что Руссиянова, – кивнул Ксавье. – Вы сами представляете, как полиция в таких случаях действует… С этим паспортом вам ни за что не выехать из страны.
– Я и не собираюсь пока что, – сказал Бестужев. – Что еще у вас слышно?
– Бригадир Ламорисьер по настоянию Гартунга использует этот прискорбный инцидент, чтобы нанести нешуточный удар по вашей революционной эмиграции. («Ага, он и этого добился», – констатировал Бестужев). Деталей я не знаю, не вовлечен, но удар будет серьезный. Вообще… По кое-каким донесениям агентуры у меня сложилось впечатление, что мосье Гартунг чуточку нервничает в этом вопросе, словно сам ждет некоего удара от своих подопечных. Есть основания думать именно так, хотя я и не представляю, в чем удар этот должен заключаться, разве что обычное покушение…