Бестужев вынужден был признать, что его спутник чертовски убедителен сейчас – ни тени фальши, нисколечко не переигрывает, недалекий и беззаботный парижский бонвиван, коего никак нельзя заподозрить не то что в тесных связях с Охранным, но даже в подобии мыслительной деятельности. Однако какого же черта он…
– А можно, Дантон вы наш, я вам хорошего друга представлю? – Серж, сияя белозубой улыбкой, поманил Бестужева. – Ваня! Вот, извольте любить и жаловать, мой старинный приятель Иван Савельич Руссиянов, костромской купечище высокого полета: пароходы на Волге имеет, пролетариат ваш любимый эксплуатирует по невежеству своему в марксизме…
Дукельский поклонился довольно сухо. Бестужев, наоборот, раскланялся со всем усердием, сияя беззаботной улыбкой жизнерадостного идиота даже ослепительнее Сержа. Как ни в чем не бывало вопросил:
– Наше вам, как здоровье? Русские тут, я смотрю? А не заказать ли нам водочки? Я, господа, только что приехал, охота встряхнуться на самый что ни на есть парижский манер… Хлобыстнем со всей широтой? Вы не беспокойтесь, я плачу́, мы, хоть и костромские, обхождение знаем…
Он очень надеялся, что тоже достаточно убедителен. Дукельский взирал на него не то чтобы неприязненно – скорее уж с холодным любопытством энтомолога, разглядывающего в лупу редкую букашку.
– Нет, благодарю вас, – сказал он наконец. – Простите великодушно, здесь водка в сочетании с костромской широтою решительно не в ходу…
Бестужев развел руками:
– Была бы честь предложена, а от убытка бог избавил…
– Ты присмотрись, Ванюша, присмотрись, – сказал Серж покровительственно. – Вот это и есть страшные революционеры, про которых ты и в Костроме должен был слышать, я надеюсь… Губернаторов бомбами убивают, сейфы несгораемые экспроприируют, готовят в России великие потрясения на манер французских…
– Серж, вы снова балаганите… – поморщился Дукельский.
– Ну, каков уж есть. Простите, Степан Евлампьевич, не удержался, хотел Ванюше показать революционеров во всей красе, где он еще такое зрелище увидит?
– Прискорбно, что вы находите этому месту подобное употребление…
– Да пусть уж человек полюбуется, вас же не убудет, мон ами! Смотришь, распропагандируете Ванюшку, он вам на революцию пару тысчонок и отвалит…
Бестужев повел себя так, как по роли и полагалось: он враз поскучнел, убрал улыбку, принялся озираться с неприкрытой тревогой, как и подобало благонамеренному российскому обывателю из провинции, купчику рядовому, оказавшемуся нежданно в таком месте…
– Так это что же, господа… – протянул он с видимым испугом. – Так это вы, значит, всерьез… Сережа, ты же обещал совсем другую обстановку…