И вот теперь она стояла, до крика мечтая вернуть хоть одну иллюзию, но не могла этого сделать.
Логика – это отрицающее чувства свойство человеческого разума. Она возобладала в ней, и мир распахнулся перед Ладой во всей своей злой, жалкой, непримиримой убогости человеческого эгоизма, злобы, жадности, ненависти.
Она не могла зацепиться в своих мыслях даже за Антона, потому что слишком хорошо понимала – он труп.
Иллюзии… Это свойство своей психики человек противопоставляет логике. Иллюзии, вера – они нужны для того, чтобы не сойти с ума.
Лада утратила их. Ее мир стал черно-белым, контрастным и злым. В нем она была одинока.
В глубинах открытого ящика лежал смятый кусочек глянцевого картона. Лада внезапно осознала, что вот уже несколько минут смотрит на него.
Протянув руку, она взяла из ящика скомканную карту, которую бросил туда Антон Петрович, прежде чем идти на встречу с Барташовым.
«Свобода одного кончается там, где начинается свобода другого».
Ладе вдруг стало жутко.
Она поняла: эта фраза напрямую перекликается с ее чувствами. Это был тезис, аксиома, выложенная в ее душе мозаикой из мрака, и она не могла оспорить данное утверждение, даже если бы страстно захотела сделать это.
Дверь в комнату внезапно приоткрылась.
– Лада, мне нужно поговорить с тобой, – мрачно произнес Колышев, не переступив порога. – Срочно.
17 декабря 2025 года. За несколько часов до старта транссистемного космического корабля «Бета» к Ганимеду…
Он всю жизнь боялся медиков. Стоило Семену увидеть стерильную белизну материи, холодный блеск хромированного инструмента, матовое свечение мониторов, как его тут же начинало трясти.
Он не мог объяснить себе это иррациональное чувство страха, когда разумом понимаешь, что тебе хотят добра, но само существо протестует, боится, рвется бежать или совершить какое-либо иное безумство.
На этот раз он лежал спокойно. По крайней мере Семену так казалось. Собрав все свое мужество, он старался не обращать внимания на оплетающие голое тело провода, монотонные вздохи расположенного в изголовье насоса, низко нависающий над головой, но еще не опустившийся колпак…
В конце концов от долгого, томительного ожидания его начала бить нервная дрожь. В голову тут же полезли разные, совершенно глупые и ненужные сейчас мысли: «Вдруг что-то случится с камерой во время полета, усну и не проснусь, или организм не выдержит…»
Вообще-то его уже усыпляли. Дважды. В первый раз на три часа, а в другой – на сутки. Все обошлось. Только ощущение при пробуждении неприятное – холодно.
Не выдержав, он чуть приподнял голову, насколько позволяли провода, и выглянул поверх борта криогенной камеры.