– Тогда почему?
– Тебе так важно это знать?
– Нет… извини. Это действительно твое дело…
Лада отвернулась, поискала глазами Семена, но не нашла его в разоренном помещении диспетчерской. Ей вдруг стало обидно и горько, что он исчез в самый неподходящий момент. Даже проститься не удастся.
– Вот что… – произнесла она, обернувшись к Наумову. – Я возьму машину, на которой мы приехали. Если сможешь договориться с Кински, то постарайся убедить его не разрушать процессор. Он болен. Он и его люди совершили невозможное, выполняя приказ. Не их вина, что космос сожрал их души. Это скорее их беда. Они мужественные люди. Постарайся это понять.
– Да, но…
– Если там действительно есть ксеноморфы, которые угрожают колонии, я попытаюсь их уничтожить… – прервала Лада его возражение. – Попробуй убедить в этом Джона Кински… Пойми, кто-то из нас двоих должен сделать это! – вдруг резко произнесла она, и в ее голосе прозвучала такая мука, что полковник едва не отшатнулся.
– Я не умею убеждать… прости. Я умею только УБИВАТЬ! Значит, лететь тебе. А я пойду на ледник!..
Наумов хотел что-то ответить, но Лада резко развернулась и пошла к выходу. Она не хотела, чтобы он видел ее слезы.
Жизнь, как змея, вцепившаяся в собственный хвост, извивалась кольцом, оставляя ей небогатый выбор. Наумов просто не понимал это так ясно, как понимала она. Его психику не ломали в подземных бункерах «Гага», его не учили мыслить категориями холодной логики, и как бывает у всякого нормального человека, его надежда умрет последней.
У Лады же в эти секунды не оказалось и этой милости, которую дарит судьба обреченным.
Резко распахнув водительскую дверь внедорожника, она едва не стукнулась лбом о гермошлем сидящего за рулем человека.
Семен исподлобья взглянул на ее бледное лицо и вдруг с упреком произнес:
– Я не думал, что ты уйдешь, не попрощавшись.
* * *
Внедорожник стремительно мчался по бетонному покрытию автобана, пожирая километры, под мерный шелест покрышек, что отчетливо раздавался в необычайной глубокой тишине, расплескавшейся по обе стороны серой дорожной полосы, укрыв мертвую от рождения почву гнетущим пологом безмолвия.
В салоне было тепло, но ни Семен, ни Лада не ощущали исходящих от отопителя потоков воздуха, забрала их шлемов были опущены, и оттого тишина вокруг казалась еще более глубокой, чем на самом деле, и какой-то личной, имеющей отношение только к ним двоим…
– Почему ты не остался? – наконец негромко спросила она, когда вслушиваться в тишину стало совершенно невыносимо.
Неизвестно, что она ожидала услышать в ответ, но Семен не стал пожимать плечами.