Колвин в шутку называл их про себя «люди в оранжевых бронежилетах».
Теперь он уже больше не сидел на старом пне, глядя мимо случайных прохожих на выбеленную стену соседнего здания. Его жизнь, вместе с приходом весны, приобрела чуть иную, более радостную окраску.
Теперь каждое утро в соседнем парке можно было увидеть крепкого старика, который гулял по голой пока аллее в сопровождении сильно прихрамывающей девушки и двух собак. Овчарки тоже подросли, но все так же беззаботно носились, играя друг с другом, задирая попадающихся на пути кошек и вообще проявляя искреннюю радость по поводу наступившей весны и неожиданной смены наскучившего им маршрута утренних прогулок.
Отношения Антона Петровича и Лады крепли, хотя складывались далеко не так просто и безоблачно, как то могло показаться стороннему наблюдателю.
События той, первой ночи перевернули души обоих.
Колвин не мог простить самому себе, что принял ее ласку, не смог воспротивиться. Наутро его жег стыд, смешанный с горькой, переворачивающей душу нежностью, ведь Лада годилась ему во внучки… Антон Петрович вполне осознанно считал, что не имеет права принимать ее нежность, рожденную благодарностью, но та вспышка, неистовое, последнее в жизни безумное исступление, когда он не сумел оттолкнуть, остановить ласку прильнувшего к нему тела, изменили его как внешне, так и внутренне.
Он понимал: не случись той безумной ночи, и лед между ними крепчал бы с каждым днем и часом – слишком далеки были мировоззрения, души отставного военного и девушки-бродяжки… велика между ними пропасть, которую не могло заполнить ничто, кроме рожденного внезапным безумием взаимного доверия, интуитивного, подсознательного желания иметь не только физическую близость…
Впрочем, об этом больше не было и речи. Но в душе Колвин знал: она придет к нему, только помани. Это знание причиняло ему немало муки.
Они шли по голой, лишенной листвы аллее парка. Лада держала его под руку. Собаки резвились неподалеку, вокруг было тихо, лишь редкие в этот утренний час прохожие, спешащие на работу к девяти часам, кидали мимолетные взгляды на прогуливающуюся пару.
– …было все, – говорил Антон Петрович, продолжая разговор. – И война, и мир, как в романе Толстого… – усмехнулся он. – Знаешь, Ладушка, я прожил неплохую жизнь…
– Ага… – Она улыбнулась укоряюще. – Почему же ты тогда сидел там, у дома, совсем один?
В первый момент Антон Петрович не нашелся, что ответить.
– Откуда ты знаешь?.. – наконец спросил он.
– Видела, – призналась Лада. – Я часто ходила по этой улице. Иногда ты даже смотрел на меня.