Лада не сломалась, она трансформировалась, изменилась до разительной неузнаваемости: исчез блеск ее глаз, изменилась речь, мимика словно бы забылась, а мышцы оцепенели, ее губы уже не могли вспомнить, каким движением нужно улыбаться, все, что она делала, происходило машинально, на уровне подсознания, потому что измученный информационным прессингом мозг отказывался работать как положено.
Наверное, поэтому выезд на полигон в окрестностях Гагачьего стал для нее желанной отдушиной – именно там, на огневом рубеже, всаживая пулю за пулей в бесконечную череду мишеней, она внезапно получила тайм-аут, постоянное давление на ее мозг со стороны обучающих программ исчезло, а предлагаемые тут физические нагрузки показались смешными по сравнению с тем жестким, доводящим до безумия прессингом, что приходилось ей испытывать в бункерах «Гага». Лада встрепенулась, ожила, воспряла душой… на какие-то мгновения, лишь затем, чтоб понять: она окончательно потерялась, заблудилась сама в себе и уже не может с точностью сказать, кто она, каковы ее желания, чего она хочет от жизни, в чем вообще смысл всего происходящего с нею и вокруг?..
Единственным человеком, который хоть как-то заполнял внезапно возникший вакуум общения, был Вадим Игоревич. Именно он ненавязчиво, понемногу начал напоминать Ладе ее прошлое, ту жизнь, которая была у нее до ранения…
Да она и сама вспоминала это. Смутно, отрывками, но само наличие этих воспоминаний уже не оставляло сомнений в их правдивости.
В общем-то воспоминания о прошлом оказались достаточно скупы и прямолинейны, она воевала где-то тут, на Кавказе, получила сильное ранение и, по счастью, попала в Подмосковье, в госпиталь, где практиковал Колышев. Он вытащил ее с того света, имплантировал ей множество внутренних протезов вместо раздробленных осколками костей, он сделал это вопреки воле своего начальства, и вот теперь Ладе предстояло доказать, что Вадим Игоревич был прав – победителей не судят, а она после его работы может снова вернуться в строй, вновь стать полноценным бойцом…
Да, она хотела этого… Больше, чем хотела. В том страшном, граничащем с безумием хаосе информации, что царил в ее голове, образ Вадима Игоревича оставался единственным ЧЕЛОВЕЧЕСКИМ образом, в который она верила.
«Лада, чтобы вытащить тебя с того света, нам пришлось превратить часть твоих органов в механизмы… ТЫ РОБОТ. И ты должна доказать это, чтобы получить право жить дальше…» – эти слова Колышева накрепко засели в ее голове. Лада приняла их с видимым внешним равнодушием, но внутри они ощущались ею как заноза, доставляющая постоянную саднящую боль. Ты робот… Она не могла как-то реагировать на подобное утверждение, и не потому, что на это не было сил, а поскольку такое определение было ей чуждо в эмоциональном плане.