Первые два мужика с санками побоялись везти Алексея с Федей-Заломаем, но третий, отчаянный, прельстился на трёшницу и доставил их на Самотёку. Наскоро умывшись, почистившись и переодевшись, Лыков оставил своего «ассистента» на попечении смотрителя квартиры. Велел только получше накормить парня… Сам же поехал на Мясницкую в сыскное отделение.
Когда он без доклада прошёл в кабинет начальника, то увидел умиляющую душу картину. Эффенбах с Благово стояли перед картой Москвы и о чём-то горячо спорили. Павел Афанасьевич говорил настойчиво:
— А вы ещё казаков попросите! Князь Долгоруков не откажет, особенно, если обер-полицмейстер его попросит; а он попросит! Тогда район поисков…
— Я же велел не беспокоить по пустякам, — недовольно обернулся Эффенбах на вошедшего. Увидел Лыкова — и замер. Благово застыл, медленно повернул голову, ахнул… Сшибая на ходу стулья, сыщики бросились Алексею в объятья. Трое серьёзных, достойных мужчин вцепились друг в друга и стояли так с минуту, сопя и чуть ли не всхлипывая… Потом Благово отошёл, спросил сиплым от счастья голосом:
— Где ты был?
— Сидел в Даниловских каменоломнях.
— Тебя вычислили, схватили, а потом ты убежал?
— Не совсем так. Меня действительно вычислили, не знаю, каким образом. Полагаю, что Рупейто с Мишкой пришли к отцу Николаю раньше меня и сказали, что их ловят. Попросили убежища. Когда же заявился я, Быков, видимо, предложил им избавиться от преследователя. Во всяком случае, в пещере была засада.
— И?
— У них оказался динамитный патрон.
— Они взорвали пещеру?
— Да. Свод обрушился саженей, антретно[126], на семьдесят-восемьдесят, если считать вместе с петлёй, — блестнул Лыков словечком из флотского лексикона своего шефа. — Меня пришлось бы откапывать полгода…
Благово с Эффенбахом переглянулись.
— Мы как раз сейчас собирались в Даниловку. Тоська-Шарап уже разыскан, сидит в секретной; а Федя-Залолмай пропал, как сквозь землю провалился.
— Он и вправду провалился. Все четыре дня меня откапывал. Пяток саженей прорыл! чистый крот…
— Ну и ну… Как же ты жил эти четыре дня?
— Тосковал. Думал — конец… Но крепился! Питался водкою — у меня была с собой баклажка.
— Вот! — вскричал Эффенбах. — А говорят, что водка вредна! Никогда этому не верил, а теперь особенно.
— А выбрался ты как? — продолжил расспросы Благово.
— Через четыре дня пришёл кот и вывел меня через узкий и длинный лаз, которого я не заметил.
— Какой кот?
— Дымчатый, ласковый.
Благово прошёл в угол к иконе, трижды на неё перекрестился:
— Слава тебе, Господи, слава тебе, Господи, слава!
Потом вернулся к Алексею: