— Что это? — не читая, спросила Блинкова.
— Это я представление написал. На освобождение под подписку о невыезде.
— Забери. Не выпущу я ее под подписку.
— Почему?
— Следствию мешать будет. Жаловаться куда-нибудь побежит. Я в принципе никого под подписку не выпускаю, неужели не знаешь?
— Знаю, — обреченно вздохнул Пилюгин.
— Знаешь, а бумажки приносишь. А я считаю — раз посадили, значит, сиди и не рыпайся! Преступник в камере вину свою острее чувствует, и следователю с ним работать куда как легче. Я же тебе помогаю, Михаил Геннадьевич!
— Вы всегда нам помогаете, это правда, Алевтина Петровна. Потому я и пришел к вам с этой просьбой. Я ведь в этом деле еще и потерпевший — она меня застрелить хотела.
— Потому и удивляюсь, что ты за нее просишь.
— Я уже допрашивал ее… подробно разговаривали… — Пилюгин почесал в затылке. — Ну поймите, Алевтина Петровна, она же несчастная женщина. Сын один остался, одиннадцать лет, да еще инвалид — собака ему левую кисть руки отхватила. Родственников никого… дед, правда, есть, но что он есть, что его нету — толк один…
— Это ее муж в тюрьме от сердца умер? — уже заинтересованно спросила Алевтина Петровна.
— Ее, ее… Ну, почему под подписку до суда не выпустить? Куда она сбежать может? На каких свидетелей давить? Я к вашему доброму сердцу обращаюсь, Алевтина Петровна…
— Ну, ты не перегибай палку-то, Михаил Геннадьевич, не перегибай, — нахмурилась судья, но было видно, что обращение к ее «доброму сердцу» ей понравилось.
— Мы же не первый год друг друга знаем, Алевтина Петровна, — Пилюгин проникновенно смотрел на нее. — К другому судье я и просить не пошел бы, а к вам… Ей-богу, правильное дело сделаете!
— Ох, Пилюгин, и как ты ментом стал, убей бог, не пойму, — шумно вздохнула Блинкова, погасила окурок в пепельнице, подвинула поближе к себе бумагу и взялась за авторучку.
— По недоразумению, Алевтина Петровна, исключительно по недоразумению.
— Смотри, как бы тебя не вышибли… без всякого недоразумения, — сказала судья, подписывая бумагу.
Ранним утром Иван Витальевич тащил за руку сонного Витьку на речку. В другой руке дед держал спиннинг. Потом он побежал трусцой, а Витька шел не спеша, поеживаясь от утреннего холодка. Иван Витальевич все время оборачивался, покрикивал:
— Не отставай, Витя, не отставай!
На речке дед делал зарядку, а Витька сидел, съежившись и обняв руками плечи. Смотрел на реку — не широкую и не глубокую, с тихими заводями, с пологими песчаными отмелями. Иван Витальевич пыхтел, приседая и размахивая руками, приговаривал:
— В здоровом теле здоровый дух, Витя! Ты попробуй, знаешь, как сразу настроение поднимется!