- Сами-то вы зачем пошли сюда, а не в кишлак? Вам ведь отдохнуть надо!
Алимджан тихо сказал:
- Я знал, что ты здесь…
После этих слов, после рассказа отца недавняя досада Айкиз на мужа исчезла. Снова он был с ней, сильный, смелый. Голос его звучал нежно и заботливо, глаза светились любовью… На секунду она незаметно для других прижалась плечом к его груди, подняла на него просветлевший взгляд, а потом спросила отца:
- Значит, хлопок можно спасти, отец?
- Не буря ведь вершит судьбой урожая. Все зависит от нас самих!.. Будем работать спустя рукава - тогда и при погожем лете не соберем хорошего урожая. А наляжем на работу - так, что бы ни было, осенью весы заскрипят под тяжестью хлопка.
- Спасибо, отец, - тихо сказала Айкиз. Она подошла к окну, посмотрела не угомонился ли ветер. Встретила молящий, напоминающий взгляд Лолы. - Отец! Алимджан!.. А вы не видели Погодина?
- Погоди, погоди, дочка! - вскинулся Умурзак-ата. - У него ведь мотоцикл?
- Так вы видели его? - вырвалось у Лолы.
- После полудня кто-то проехал мимо нас на мотоцикле. Несся как бешеный!..
- Это Иван Борисыч! - снова не вытерпела Лола и поспешила отвернуться к окну, чтобы никто не увидел густого румянца, залившего ее лицо.
- А обратно он не проезжал? - спросила Айкиз.
- Нет, дочка…
Алимджан с догадливой усмешкой взглянул на сестру и, подмигнув жене, умышленно громко произнес:
- Он, верно, в кишлаке или у себя в МТС.
За Погодина тревожиться нечего.
- Никто и hq тревожится, - не поворачивая головы, пробормотала Лола, и в голосе ее булькнули слезы…
В этот вечер и в эту ночь никто не спал, лишь старики - Халим-бобо и Умурзак-ата - прикорнули на своих стульях.
Алимджан и Айкиз пошли к трактористам.
Трактористы работали с каким-то упрямым, веселым, хмельным задором, словно бросали вызов разгулявшейся буре: «Ты вздумала испугать нас, сокрушить, опрокинуть? Нет, мы не отступим, не дрогнем под твоим яростным натиском!» Это была азартная, упоенная схватка с природой, когда кровь в жилах бурлит, как кипяток, а слух, зрение, мускулы - все напрягается до предела. Так будоражит только труд, согретый светлой целью, ясным сознанием, что он необходим тебе и народу.
Айкиз шла по степи, разрезая плечом, как волну, упругий, шершавый ветер, отфыркиваясь, когда в лицо мелкой картечью бил острый песок.
Ей радостно было идти, идти вперед, наперекор непогоде! Она чувствовала себя смелой, сильной и даже благодарна была буре, подвергшей ее суровому испытанию.
Неожиданно из непроглядной тьмы до Айкиз донеслась песня. Ветер попробовал смять, искромсать ее, изрубить на куски, но не смог: песня плыла в ночи, неподвластная стихиям, и звучала все громче, уверенней. Это пел кто-то из трактористов: пел без слов, выводя только напев, вкладывая в него всю свою душу, отчаянную и восторженную.