— Вы заболеете и умрете, — пробормотала Берди, сворачивая одежду в тугой узел. — Зачем вы только все это затеяли?
— А ты считаешь, что лучше было бы сидеть сложа руки? — ответила Кэтрин.
Берди скривила губы.
— Повернитесь, чтобы я могла распустить вам волосы.
Кэтрин послушно повернулась к Берди спиной и, стиснув зубы, терпела, пока камеристка вытаскивала шпильки из ее прически. Кэтрин предпочла бы предстать перед капитаном более нарядно одетой и причесанной. Сегодня она выглядела словно сбежавшая из приюта воспитанница, но мера была вынужденная — ей не следовало привлекать к себе внимание. Мать Кэтрин уверила Люсьена, что ее дочь примет его предложение, и потому он — весьма неохотно — все же предоставил ей некоторую свободу. Если бы у него закралось подозрение, что Кэтрин планирует выйти за другого и лишить его денег, которые он уже считал своими, Люсьен держал бы ее взаперти, пока их не обвенчают. И если честно, Кэтрин понимала, что, как бы она ни старалась принарядиться, едва ли покажется капитану привлекательной. Впрочем, ее внешность ничего не решала. Если что и могло сподвигнуть капитана на брак с ней, это ее состояние. Может, даже лучше, что впервые он встретил ее в самом неприглядном виде; тогда при дальнейшем знакомстве она может больше ему понравиться.
Берди как раз успела заплести ее волосы в длинную косу, когда карета остановилась. И вновь камеристка вышла первой и, убедившись, что им ничего не угрожает, взмахом руки дала понять Кэтрин, что можно выходить. Опустив голову, Кэтрин вышла из кеба и быстро нырнула в темный переулок. Как только Берди заплатила вознице и кеб, дребезжа на булыжной мостовой, укатил прочь, Кэтрин выглянула из-за угла. Площадь была тиха и пустынна. И в доме напротив почти все окна были темными, что являлось хорошим знаком: Люсьен скорее всего еще не вернулся домой.
Кэтрин сунула Берди сверток с одеждой. Вместе они торопливо перешли на другую сторону улицы и, обогнув площадь, зашли во двор дома со стороны конюшен. И вновь Берди вошла в дом первой. Кэтрин, кутаясь в плащ, ждала, прижавшись к стене. Сердце ее билось так, что, казалось, могло разбудить всех соседей. Она прислушалась — Берди что-то сказала дворецкому, тот ответил, затем в разговор вступил лакей. Шли минуты, ноги в тапочках занемели от холода. Кэтрин слышала, как время от времени мимо проезжали экипажи, но головы не поворачивала — смотрела только на дверь.
Наконец Берди открыла дверь и поманила ее. Кэтрин тут же проскользнула в дом, скинув плащ и передав его Берди. Камеристка сунула ей в руку свечу и подтолкнула к лестнице.