– Так-так… Что-то я не слышал, чтобы Ной брал в ковчег Маклейнов.
– Ковчег? – поднял бровь Гектор. – Клянусь честью, нам не было нужды в ковчеге. Разве вам приходилось слышать о Маклейне, у которого бы не было собственной доброй лодки?
В зале наступила напряженная тишина, но тут Маклауд расхохотался, а Гектор присоединился к нему.
– Говоря по правде, сэр, – сказал он чуть погодя, – вам хорошо известны как история моего рода, так и мое нынешнее положение на Островах. И вы согласитесь, что союз наших семейств послужил бы их процветанию.
– Вы и правда многого добились, – признал Маклауд. – Или по крайней мере ваш хитроумный брат добился многого, а вы с его помощью получили множество земель.
– А это правда, что вашего брата прозвали Лахлан Хитроумный? – спросила Изобел.
– Правда, девочка, – ответил Гектор с улыбкой. – Он – верховный лорд-адмирал Островов.
– Я слышала о нем, – продолжала та. – А это правда, что он похитил…
– Довольно, Изобел, – резко прервал ее Маклауд. – Еще слово, и тебе не поздоровится.
Скорчив рожицу, девочка вынуждена была замолчать. Теперь гнев Маклауда обратился на гостя.
– Вот до чего мы докатились – даже малые дети все знают о деяниях сильных мира сего. Однако ваш брат, да и вы тоже должны стыдиться многого из того, чему вы обязаны своим положением.
– Мой брат осмелился бы возразить вам, сэр. Он полагает, что во имя добрых целей иногда допустимы отступления от закона.
– Но никто не может оценивать самого себя в этом случае, – подала голос леди Юфимия.
Вздрогнув, Гектор ответил ей с очаровательной улыбкой:
– Вы читали «Максимы» Публия Сируса[2], мадам?
– Разумеется, нет. – И леди Юфимия нервно посмотрела на брата, который снова начал хмуриться. – Простите, сэр, с вашей стороны странно было предположить, что я изучала латынь. Всем известно, что образование полезно только сильному полу, и вас, вероятно, удивляет, что я, простая женщина, все-таки кое-что знаю. Однако мой отец, хотя и не был таким мудрецом, как ваш, был добр к своим дочерям и позволял нам присутствовать, когда братья занимались с учителями. Вы, я уверена, знаете о римских писателях куда больше меня, однако я нахожу некоторые из их высказываний удивительно меткими. Признаюсь, Секста Проперция я люблю больше, чем Публия Сируса, ведь это Секст сказал: «Маны не бесплотны: смертью не все кончается; и бледная тень ускользает, победив погребальный костер»[3]? Не правда ли, это стихотворение так успокаивает?
– Вынужден признать, мадам, что этого стиха я не знаю, – сказал Гектор. Кристина сочла его ответ чрезвычайно умным и вежливым отказом от дальнейшей дискуссии.