Староста не смог сдержать облегченного вздоха. Судя по всему, Чен уже готовился к куда более плачевным последствиям. Двое городских стражников, вызванных со двора, увели смотрителя порта Йосо, а совещание вернулось к прежнему спокойному ритму, как и в первой своей половине.
Хайтина Кэй Хань отыскал на террасе, любующимся полуденной панорамой реки.
— Откуда вы его взяли? — спросил Ли без обиняков, опираясь на перила рядом с Реёко.
— Мы защищали подходы к Йосо, чтобы дать время тем жителям, кто пожелал уйти, — хайтин указал рукой на несколько больших барж, прятавшихся у складских построек на дальней стороне рукотворной бухты. — Чен был единственным из выборных чиновников, кто руководил этим делом с их стороны.
Выглядели эти корабли не лучшим образом. Паруса были покрыты свежими заплатами, борта носили следы поспешного ремонта, а над палубами висели растянутые веревки с сушившимся бельем. Рядом на берегу между возвышавшимися кучами пустых плетеных корзин и разного мусора играли многочисленные дети под присмотром нескольких пожилых женщин.
— Беженцы, — вздохнул Ли, вспоминая невольно лагеря у стен Сычуяня, виденные им лишь вскользь почти два года назад.
— Да, и их здесь гораздо больше. Многих просто решили «спрятать» перед вашим приездом, — зло усмехнулся Кэй. — Тем, кто приехал по дорогам, на время стоянки эскадры Хэйан вообще запрещено появляться в городе. А том, что творится в других районах провинции, лучше и не говорить.
— Они надеются на помощь Империи, а получают лишь подобное пренебрежительное отношение со стороны местных властей, — начал закипать Ли, чувствуя знакомую злую ненависть, которая так часто помогала ему принять нужное решение.
— Они ни на что не надеются, — безразлично отмахнулся Реёко. — Они просто бегут. Бегут от тех, кто грабит, насилует и убивает просто потому, что получил возможность делать это. А командиры юньских солдат, еще вчера бывших простыми деревенскими парнями, с радостью позволяют им совершать самые отвратительные поступки, превращая эту озверелую вседозволенность в награду за верную службу.
— Да, вы правы, — вынужден был согласиться Ли. — Война, в любой ее форме, это всегда тысячи загубленных жизней и судеб. Но правила войны и средства, которыми она ведется, определяют лишь сами люди. Тот, кто не может оставаться человеком за пределами собственного дома, села или царства, не имеет права на снисхождение. Тот, кто первым пришел на чужую землю, чтобы чинить разорение и смерть, не имеет даже такого нелепого оправдания, как месть за былые утраты. Но мы сделаем все, чтобы остановить это безумие.