Всего этого Князев не сказал. А когда Костюк подал миску и большую кружку чая, он только сочувственно улыбнулся.
– Ничего, Петро, потерпи. В конце августа пойдешь по ягоду уже без накомарника.
– До этого дожить надо! – пробурчал Костюк.
– Доживем! – И Князев зашагал в палатку – хоть поесть спокойно. Допив пахнущий веником чай – когда этот Костюк научится заваривать! – он позвал:
– Дюк, Дюк, иди сюда.
Но Дюк не шел. Наверное, вырыл где-нибудь неподалеку нору и лежал, уткнув нос в землю, спасался от комарья. «Ничего, жрать захочет – явится», – решил Князев и вывалил недоеденную гущу.
От костра послышалась бубнящая скороговорка Костюка и вопли Тапочкина. Князев поморщился. Этот школяр с лицом херувима последние дни даже мыться перестал. Пришлось наказать Костюку, чтоб не кормил его неумытого…
Князев взглянул на часы. Без двадцати восемь. Копаются ребята, устали. Он задумчиво потер нижнюю губу. Да, жаль терять хороший день, но придется устроить завтра отдых. Пусть хоть отоспятся, рыбу половят. Да и у него уже скопилось необработанного материала, пора рисовать геологию участка. Сказать им сейчас или вечером? Пожалуй, лучше сейчас.
– Илья, зайди ко мне! – крикнул он.
Когда хмурый Высотин, готовый к любой неприятности, присел на край вьючного ящика, Князев приподнял марлю и протянул ему карту:
– Срисуй свой маршрут. Я тут кое-что изменил. И на четвертом-пятом километрах смотри в оба.
– А что, есть что-нибудь интересное? – Поняв, что разноса не будет, Высотин осмелел.
– Еще не уверен, но, возможно, есть.
Пока Высотин старательно наносил маршрут, Князев молча созерцал его бороду: самому, что ли, отпустить? Благо лезвия кончаются.
– Можно идти? – спросил Высотин, возвращая карту.
– Иди. Контрольный срок – одиннадцать часов. – И уже вдогонку бросил:
– Передай публике, что завтра камеральный день.
Высотин щелкнул пальцем и выскочил, едва не сорвав палатку.
– Что, Илюша, клизма была? – услышал Князев голос Матусевича.
– Радуйся, профессура, завтра отдыхаем!
Раздался звучный шлепок, хохот и приглушенное:
– Вива Князев!
«Черти полосатые», – подумал Князев, застегивая полевую сумку.
Когда восторги улеглись, Матусевич бодро прокричал:
– Дрейсанч, что брать с собой?
– Молоко и фарш, как обычно, и побыстрей! – ответил Князев.
До просеки шли вместе, вчетвером. Чуть заметная тропинка обогнула торфяной бугор, срезала угол небольшого мочажного болотца и уткнулась в просеку.
– Ну, вам – направо, нам – налево, – сказал Князев.
Высотин молча кивнул, Тапочкин помахал Матусевичу, сказал:
– Разойдемся, как в море пароходы!