Черт возьми, так и уснуть можно. А надо бы обдумать одну штуку, потому что завтра не будет времени. Но почему завтра? Ведь уже «сегодня». Хотя завтра тоже будет не до этого, Жарыгин – человек скользкий. Видно, мало его в том году на бюро чихвостили. Нет, товарищ Жарыгин, теперь вы так просто не вывернетесь. Теперь мы знаем, что ваши обещания – как столовская сытость: на два часа. Теперь разговор будет коротким.
Ладно, к черту Жарыгина! Может быть он, Князев, сам виноват, что допустил до этого. Работу ведь с него спросят.
Под пологом было достаточно светло – как в пасмурный день. Князев жирно продлил на карте в обе стороны нарушение каньона, потом стал наносить геологию по маршруту.
…В шестиместке наперебой раздавались частые хлопки, затем Матусевич удовлетворенно сказал:
– Ну вот, десять минут аплодисментов – и в пологе ни одного комара!
Тапочкин кряхтя стаскивал сапоги, Левый снял легко, а в правом протерлась сзади подкладка, скрутилась в жгут. Упершись в каблук босой ногой и покраснев от натуги, он обеими руками тянул носок.
– Я тебя, чудака, предупреждал: вырви подкладку сразу! – посмеивайся Высотин, устраиваясь в пологе. – Теперь придется сапог резать, а за новые уже хошь не хошь надо платить.
– Ну и заплачу! – огрызнулся Тапочкин.
– Слышь, парень, нож у меня в чехле у входа висит! – поддержал потеху Шляхов. – Только смотри ногу не покалечь, режь изнутри.
– Идите вы все знаете куда! – закричал Тапочкин и с ожесточением дернул. Что-то треснуло, и сапог отлетел.
– Ну, ты здоровяк! – сказал Лобанов. – Тебя под вьюком пускать можно!
…Князев отбросил карандаш, плотно прижал ладони к слипавшимся глазам. В отяжелевшей голове мельтешили обрывки мыслей, ускользающие и несвязные. Что-то не получалось ничего. На планшете широкое поле «горохов», подстилаемых полосой туфов, тянулось до омерзения ровно, упираясь восточным флангом в еще не опоискованное белое пятно. У нарушения «горохи» сползали к северу, как он и раньше заметил, но линия сместителя при этом рисовалась юго-западней, и габбро-долериты оказывались далеко в стороне. А если попробовать провести нарушение по этому прямому ручью?
Князев всухую умыл лицо, крепко потирая лоб и щеки, и опять взялся за карандаш…
В шестиместке, предвкушая отдых, еще не спали. Рассказывал Высотин:
– Подошли мы к обрыву, а он крутой, ну почти отвесный, а под ним снежник. Сели на край скалы, ноги свесили, сидим курим. Тайга под нами, ветерок в лицо, комаров нет – благодать! Жаль, что аппарат с собой не взял, я все мечтаю в накомарнике на снегу сфотографироваться и старикам послать, мол, вот как у нас бывает.