Неужели Ивана Анисимовича действительно забирают в Москву? Теперь понятно, почему Арсентьев спешит навести свои порядки! Вот она, новая метла… Жаль, что не удалось обсудить эти новости с Сашкой. Это не телефонный разговор. Здесь даже посоветоваться не с кем. Заблоцкий? Он не варился в нашем компоте, многого не поймет. Шляхов? С ним вроде бы неэтично. Матусевич, Высотин? Они еще верят в непогрешимость начальства, пусть кто-нибудь другой лишает их невинности.
С утра дождило, маршруты сорвались. Но к полудню дождь перестал, и решено было отправиться на рыбалку.
Заблоцкий взял лопату и пошел копать червей. За этим занятием его застали горняки, посмеялись: «Где ты в мерзлоте червей найдешь!» – и пригласили с собой. На берегу все разбрелись поодиночке, только Заблоцкий ни на шаг не отходил от Шляхова.
– Буду, Иван Сергеич, ваш опыт перенимать.
– Валяй. Я из свово опыта секретов не делаю.
Удилище у Шляхова было из ствола молодой березки – длинное, с оструганным комлем и очень тонкой вершиной. Снасть из крученого шелка, только поводок капроновый, зеленоватый, неприметный в воде. Поплавок – пробка из-под шампанского. Крючок обычный, средних номеров, с длинной бородкой.
– А на что ловить будем? – спросил Заблоцкий. Шляхов поискал вокруг глазами, сорвал травинку, скатал ее в шарик и насадил на крючок. Сильно взмахнув удилищем, забросил. Поплавок понесло течением. Шляхов проводил его на всю длину лески, вытащил, снова забросил. Пробормотал:
– Не хотит, зараза.
– Я что-то не слышал, чтобы рыба на травку клевала, – сказал Заблоцкий. Шляхов и не взглянул в его сторону. Ножом отхватил за ухом прядь волос, вытащил из рукава нитку и мигом соорудил «мушку». Подняв поплавок повыше, пустил обманку нахлыстом, по самой поверхности. Заблоцкий видел ее только первые мгновения, потом в глазах зарябило, и «мушка» потерялась. Всплеснуло, Шляхов дернул удилище и принял на грудь первого хариуса.
– Теперь пойдет дело.
Он снял хариуса с крючка, стукнул о камень и, засунув толстый палец под жабры, изнутри выдавил глаз.
– Вот-она, наживка! А ты боялась, дурочка. Бери второй глаз и рыбачь себе!
И пошло дело. Неприятно было вырывать у еще трепетавших рыб глаза, но жалость эта скоро растворилась в древней страсти добытчика.
Такого клева Заблоцкий еще не видывал. Хариусы дрались за наживку, кидались на поплавок. Крупные черноспинные хариусы, один к одному, по килограмму каждый. Здесь не было счастливых или несчастливых мест. Удильщики, следуя за поплавками, спускались по течению и кучками складывали рыбу на берегу.