– Послушайте, вы замполитом не служили?
– Погодите, – спокойно сказал Князев, – давайте по существу. Можно затеять не драчку, а хорошую принципиальную драку. Но один такое не осилишь, нужны товарищи, чтоб не за чужую широкую спину, а спина к спине.
– Вы перестали понимать шутки?
– В каждой шутке есть доля правды, как говорят в народе.
– Александрович, ну как вы можете?! Вам слово дать?
– Слово эмоциональной натуры за рюмкой коньяка? Хотелось бы чего-то более существенного.
– Чего же? – с усилием спросил Заблоцкий.
Князев долго молчал, курил, потом ответил:
– Меня устроила бы ваша диссертация. – И, укрепившись в этой мысли, добавил: – Да, только так.
– Вы… вы хотите, чтобы я вернулся к ней?
Князев кивнул. Заблоцкий расстегнул куртку, рукавом отер вспотевший лоб.
– Хорошо, – с вызовом сказал он, – но почему в таком случае вы, опытный геолог, не идете в науку?
– По-вашему, на производстве должны одни недотепы работать? Я поисковик, разведчик. А у вас голова иначе устроена. Так зачем идти наперекор природе? Кесарю кесарево, богу богово, так, кажется? А я… Может, со временем и нарисую что-нибудь. Не ради денег – на производстве за степень не платят, а чтобы ваш брат ученый передо мной нос не задирал…
Заблоцкий почувствовал, что хмелеет. Опьянение было тягостным, не петь хотелось, а плакать, хотелось чьих-то ласковых рук, чтоб гладили по лицу, по волосам, но напротив сидел Князев с прямой спиной и квадратными плечами, и глаза его при свете свечи непонятно мерцали. Нагнув голову, Заблоцкий смотрел в свой стаканчик и вдруг прихлопнул его ладонью. Стаканчик сложился, коньяк растекся по столу.
– К чертям собачьим, – пробормотал он. Встал, покачнулся, находя равновесие, ухватился за стояк палатки и шагнул в темноту.
Князев поглядел ему вслед и потер нижнюю губу. «Интересно, – думал он, – я на шесть лет старше его и лет на двадцать взрослее. Когда отца не стало, а сестренки еще играли в «классы», пришлось идти в экспедицию рабочим. А потом, уже в институте, после лекций разгружать пульманы с углем… У Алексея ничего этого не было, укатанная дорожка – и на первой колдобине загремел в кювет. Что же выходит? Расчищаем молодежи фарватер, оберегаем от бурь и крушений, а потом удивляемся, откуда нюни и иждивенцы…»
Палатка зимовала на складе возле запчастей и с краю промаслилась. Пятно выделялось желтизной, и Матусевич изучил его во всех подробностях. Оно напоминало очертания Южной Америки, не было лишь Огненной Земли, грозной, великолепной Огненной Земли. Лежа на спине, Матусевич мысленно исправлял контуры пятна и даже пытался разместить государства и столицы, никак только не мог вспомнить, где Уругвай, а где Парагвай. Он всегда их путал.