— Кажется, немножко помню…
— Ну, а брата Алешку и сестренку Танечку ты уже совсем не помнишь. Так вот, они прислали тебе подарки.
Танечка прислала платочек, на котором «вышила» красный цветок, похожий на звезду. Алешка на картонке изобразил смешную обезьянку, а глаза и язык устроил ей так, что, если подергать за выступающую снизу картонную полоску, обезьянка высовывала язык и моргала. Эти дары лежали в чемодане, и Дмитрий чуть было не забыл о них.
Лидочка сдержанно отнеслась к подаркам; она улыбнулась потешной обезьянке и положила платочек на стол, пригладив рукой.
— Спасибо, — сказала она и понесла в кабинет коробку и портфель со своими тетрадками.
В дверь заглянула Зинаида Федоровна.
— Ты как, Дмитрий Александрович, голоден? Или, может, в ванну сначала?
— Конечно, в ванну, — ответил он.
— Я колонку уже нагрела. Халат твой в гардеробе.
«Ишь ты! По имени-отчеству завеличала, меня-то!» — он прошел в спальню и переоделся по-домашнему.
В ванной уже было приготовлено свежее белье и мохнатое полотенце, лилась горячая вода. «Так вот, значит, как: Дмитрий Александрович и на ты. Это и тонкая месть за мой скандальный отъезд, и женская дипломатия, установление на дальнейшее каких-то новых отношений».
Когда он вышел из ванны, Зинаида Федоровна и Лидочка сидели за столом. Стоял даже хрустальный графинчик с водкой и бутылка вина.
— Наливай, — сказала Зинаида Федоровна, едва он уселся на свое место. — Я сейчас. — Она вышла.
«Это значит и ей налить», — догадался Дмитрий Александрович. Пока он наполнял рюмки и накладывал себе салат, Зинаида Федоровна вернулась с кружкой подогретого молока и поставила его перед Лидочкой.
— Так с приездом… — Зинаида Федоровна протянула ему свою рюмочку, но смотрела не на него, а как Лидочка пьет молоко.
«И это тоже нехитрая дипломатия. — Дмитрий Александрович чокнулся с женой. — Как сызнова к дому приучает. Оставила наедине с дочкой, чтобы пообвык в своем доме, а сама ванну наладила, а теперь и за стол села, и в знак всепрощения — графинчик, и чокается, все равно как мирится, прощая и обижаясь. Только, Зинаида Федоровна, разговаривать я с тобой буду сегодня, и наиоткровеннейшим образом».
Подарков Алеши и Танечки уже нигде не было видно: им не нашлось места в столовой. И это тоже было понятно. Дмитрий начал рассказ о поездке, прямо сказав, что получил большое удовлетворение, повидавшись с отцом и матерью и всей близкой родней.
Зинаида Федоровна слушала молча, изредка чуть кивала головой в знак того, что понимает его и согласна, что эта поездка действительно была нужна ему, но только ему. Слушая, она привычно следила за тем, как Лидочка наливает молоко в блюдце, как дует на него, вытянув губки, и как, откусив ровными зубками от кекса, запивает маленькими глотками. Только раз, во время рассказа Дмитрия Александровича о болезни старого Поройкова, Зинаида Федоровна раздраженно промолвила: