Куда легче обнаружить и осудить то, что происходит в другой стране, в каком-нибудь далеком уголке, чем то, что случается в собственном доме, в своем собственном сердце.
Я рассказала про все Изабел. «Тебя это не возмущает? — спросила она. — Я бы возмутилась, если бы судьба выбрала меня из миллионов женщин, чтобы нанести мне такой удар».
Я сказала ей, что мое возмущение иссякло. Но, возможно, это не так. Быть может, выжгла мне глаза огненная ярость. А быть может, судьба раздобрилась по отношению ко мне и сдала мне козырную карту. Ведь моя беспомощность пригвоздила ко мне моего «мотылька» Лоренса, в этом нет сомнения; он потрепыхался немного, пьяный, небритый, пороптал в баре на свой удел, но теперь лежит спокойно, держа меня в объятиях, наконец-то заботливый, внимательный и милый, боясь сделать неосторожное движение, чтобы не поранить меня как-нибудь еще.
Вряд ли можно ждать, что слепая женщина родит ребенка. Некоторые так делают, но этого от них не ждут. Так или иначе, скоро я буду достаточно старой, это меня спасет.
Ж-ж-ж! Все мы на Уинкастер-роу очень занятые люди. Пчелы перестают трудиться хотя бы ночью, когда холод сковывает им крылья, и вес нектара, который они ни за что не уронят на землю, нередко наносит им поражение. Они летят в улей… если могут, а если нет — умирают, без жалобы, выполняя свой долг. Пчела могла бы, как бабочка, день-деньской восхвалять Творца, танцевать под солнцем, радуясь Всевышнему, но нет, она предпочитает трудиться. Правда, пчелам очень нравятся наши фуксии.
На Уинкастер-роу не перестают трудиться и с наступлением темноты. В конце сада безмолвно, мрачно свешивает ветви огромный куст фуксий. Я помню его с моих зрячих дней. Свет из окон — иногда он горел всю ночь — очерчивал его силуэт; он походил тогда на нависшую штормовую тучу, усеянную капельками крови.
Архитектор Оливер иногда работает до двух-трех часов. Он проектирует дом для инвалидов; работает он даром. Анна, его жена, предпочла бы, чтобы он работал за деньги и уделял больше внимания ей и детям, но она редко говорит об этом.
— Черт возьми, — сердито восклицает Хоуп, — если бы все занимались своими собственными делами и забыли о всем остальном мире, он был бы куда лучше.
Любовники Хоуп приносят ей шоколад и цветы в надежде, что у нее возникнут к ним более пылкие — или нежные — чувства. Они поражают ее. Что им нужно? Секс? Это она понимает и готова предоставить им себя, но нет, они хотят получить саму ее сущность, ее душу, а не только тело. Хоуп пишет статью о Фукидиде; никто ей не заплатит за это, объясняет она. Статья будет напечатана в малоизвестном журнале и забыта. Но это интересно, о таких вещах надо писать. Хоуп читает курс греческой поэзии в колледже Бирбека пожилым студентам. Они учатся ради знаний, а не ради карьеры. Одной ученице больше восьмидесяти.