— Мы еще в чем-нибудь провинились? — спросила Изабел.
— Да, — ответила миссис Пелотти. — Вы всегда опаздываете. Приводите его вовремя и забирайте вовремя. Вы с мужем тратите столько времени, обсуждая, когда чья очередь, что забываете о ребенке. Ну, что ж, ведите его к этим шарлатанам, если вас это позабавит и у вас есть лишние деньги. Не думаю, что это причинит много вреда. У вас есть ненужные вещи? На следующей неделе в школе будет дешевая распродажа. Я в последнее время больше сил трачу на добывание денег, чем на уроки. Но у меня нет выбора.
— Миссис Пелотти, — сказала удивленно Изабел. — Я никогда не опаздываю.
— Один из вас опаздывает, — сказала та. — Возможно, ваш муж. Вы оба так заняты, что ничего не замечаете.
Покончив с этим, Изабел пошла на работу. Миссис Пелотти была не права. Джейсона почти всегда приводили и забирали вовремя, но у миссис Пелотти была манера подстегивать как детей, так и родителей, сильно преувеличивая факты и отправляя тех и других домой с каким-нибудь практическим доступным им заданием. Если тебе пять лет, ты учился завязывать на ботинках шнурки, если тридцать пять — учился не опаздывать.
— И не волнуйтесь, — крикнула вдогонку Изабел миссис Пелотти. — У Джейсона все в порядке. В полном порядке.
Изабел стало легче, угроза отодвинулась. Если доктор Грегори будет играть чисто косметическую роль, ей удастся, показав ему Джейсона, успокоить Хомера, а самой воздержаться от каких-либо признаний. Все еще обойдется.
Вечером Изабел и Хомер пошли в гости к соседям, и на экране телевизора опять был Дэндридж Айвел; он ходил по студии, с легкостью неся — так, во всяком случае, могло показаться зрителям — вес мировых проблем на своих могучих плечах. На этот раз Изабел не могла выключить программу, поскольку Лоренс, как всегда, с нетерпением ждал девятичасовые новости. Пришлось смотреть на Дэнди. Он перестал ходить и повернулся лицом к камере. Заговорил. Голос был низкий, сильный, отчетливый. Изабел подумала, что он немного пополнел, но это ему идет. Лицо его кажется красней, чем она помнила, но, возможно, все дело в американской пленке, дающей искажение цвета при приеме в лондонской студии, и даже, если это не так, чего еще, в конце концов, можно ожидать от политика. Деловые люди обедают слишком сытно, вопреки собственной пользе. Темные проницательные глаза, чуть грустные, говорящие о тяжелых уроках жизни, выученных и усвоенных им, по-прежнему излучали ум и очарование; уголки рта по-прежнему чувственно изгибались, но это не вызвало у Изабел ни желания, ни ревности, пусть губы его все так же хороши. Дэнди казался ей сейчас подобным пейзажу, висящему на стене в детской: когда-то ребенком ты очень его любил, но теперь, став взрослым, видишь его настоящую цену — кричащие краски, нарушение пропорций. Однако, поскольку он пробуждает воспоминания о любви, невинности и восторженном изумлении, лучше совсем о нем позабыть, повернуть к стене. Изабел не хотела о нем думать. Остальные, судя по всему, хотели. Картинка-то оказалась примитивом, и на редкость ценным.