Даты истории Клеопатры даются на этот период, к сожалению, римскими источниками, и разнобой между 51 и 46 годами таков, что мы не знаем, приходится ли 2 октября 48 года, день вступления Цезаря в Александрию, на 19 августа или же на 28 июля. Спорят друг с другом и ученые. Наименьший сдвиг дает нам 19 августа; на сегодняшний день это наиболее реальная дата, согласно расчетам Жерома Каркопино.
Итак, мы в разгаре лета. Однако ветер продувает весь город, и в Александрии дышится легко. Цезарь в своих «Записках» сообщает, что благодаря его стараниям Птолемей Авлет был провозглашен другом римского народа. Он охотно развивает тему, ибо это не только юридическое, но и политическое обоснование его поступков, так, по крайней мере, он старается изобразить дело римлянам.
Выступая в качестве судьи в споре между Птолемеем XIV и Клеопатрой, Цезарь поддерживает фактически Клеопатру; она занимает ту часть трона, с которой ее согнал братец. Но это, как нетрудно теперь догадаться, уже большая часть. Цезарь, конечно, чувствовал, что Птолемей — узник в собственном дворце — недоволен его вмешательством, а еще более недовольны его советники, число которых после эпизода с Теодотом сократилось до двух: евнух Потин заправлял гражданскими делами, а Ахилла распоряжался войском.
«Что касается Александрийской войны, — замечает Плутарх, — то одни писатели не считают ее необходимой и говорят, что единственной причиной этого бесславного и опасного для Цезаря похода была его страсть к Клеопатре; другие выставляют виновниками войны царских придворных, в особенности могущественного евнуха Потина»[11]. Плутарх, как мы видим, не заблуждается, несмотря на «Записки», насчет истинных намерений Цезаря.
Меж тем его поступки объясняются трезвым расчетом. Ни политическими, ни чисто военными методами он не в состоянии подчинить Египет. В то же время, несмотря на убийство своего недруга Помпея, он обеспокоен этим рассадником интриг, этим могущественным царством с сильной армией под командованием Ахиллы. Воспользовавшись благосклонностью Клеопатры, он может рассчитывать на успех без завоевания. Что же касается Потина, то для него согласие на посредничество Цезаря равносильно самоубийству.
Таким образом, союз с Клеопатрой удивительным образом соответствовал всем видам Цезаря. Примечательно, что по мере развития событий их цели сближались. Впрочем, молва не оспаривает, что чувственность влекла их друг к другу, напротив. Но обоих можно назвать политиками. Объединение честолюбивых планов ускоряло слияние сердец. Признаемся в этом. Ни Клеопатра, ни Цезарь не были одержимы любовной горячкой, зато любовь удивительным образом способствовала достижению их целей. Оба были, вне сомнения, счастливы.