Жена была сердита на Артамона. Еще со вчерашнего вечера она заметила его странную мрачность, между тем как от природы он отличался веселым характером. Она сразу поняла, что тут есть какой-то особенный секрет, и злилась, потому что самолюбие мешало ей проявить любопытство. Кроме того, она смутно догадывалась, что с этим секретом связана какая-то провинность с его стороны, и заранее мстила ему.
Миновав зал, Артамон прошел в кабинет, тихонько уселся там в кресло и, чтобы утешиться, стал поедать конфеты, которыми были напиханы ящики его письменного стола. Он очень любил лакомства.
В зале послышались голоса. Артамон вскочил, сунул открытую коробку с конфетами в письменный стол и на миг застыл в нерешительной позе. Он хорошо знал эти голоса, это были голоса двух братьев Муравьевых-Апостолов. «Вот некстати! — подумал он. — И с чего их принесло в такую погоду!»
Преодолевая смущение, он бросился в зал и порывисто обнял неожиданных гостей. Затем привел их в кабинет и осторожно запер все двери.
— Веруша больна, — объяснил он. — Она так страдает.
— Что с ней? — спросил Сергей.
— Ах, ужасный тик! — вздохнул Артамон. — Лежит с утра. Я так беспокоюсь…
— Артамон Захарович! — прервал его Сергей. — Вы слышали, что произошло в Петербурге? Восстание подавлено, идут аресты. В Тульчине уже арестован Пестель…
Артамон засуетился.
— Древние философы учили не падать духом в несчастий! — прервал он, стараясь шуткой прикрыть смущение. — Политику побоку, а пока вот что: глазки закройте, протяните ручонки. Раз, два… — Он шаловливо потащил обоих к письменному столу. — Три! — выпалил он, выдвигая ящик, доверху наполненный конфетами различных сортов.
— Полно, Артамон Захарович! — с упреком сказал Сергей, вырываясь. — Разве теперь время для шуток?
Наступило неловкое молчание. Артамон медленно опустился в кресло. Еще вчера, когда он впервые узнал о петербургских событиях, у него мелькнула одна безумная идея. Теперь он решился высказать ее вслух.
— Вот что, детки, — заговорил он, внезапно переходя на серьезный тон. — Надо открыться во всем молодому государю. Он поймет нас, простит и сам установит вольность. Я поеду в Петербург, брошусь к его ногам, не утаю ничего. Он увидит мою искренность. Он добр, он простит, он поймет… Ах, детки, я верю в великодушие государя! — проговорил он и умолк, совершенно растроганный.
— Ты сошел с ума! — крикнул Сергей в решительном негодовании. — Ты хочешь предать нас!
Артамон осекся и растерянно посмотрел на Сергея.
— Я жестоко обманулся в тебе! — продолжал Сергей. — Не ты ли так щедро сыпал обещаниями? Не ты ли клялся совершить то, чего от тебя даже не требовали? И вот, когда для каждого из нас решается вопрос жизни и смерти, ты замышляешь предательство! Артамон Захарович, опомнись!