— Простите, господин подполковник… — начал, заикаясь, поручик Несмеянов. — Мы не знали, что здесь беспорядки..!
— Здесь народное правление, — поправил Сергей.
— Ну да, народное правление, — скромно согласился жандарм.
Среди бумаг, отобранных у жандармов, оказался вторичный приказ о задержании скрывшихся государственных преступников братьев Муравьевых-Апостолов. Сергей сжег приказ в печке, а жандармов велел посадить на гауптвахту.
Там их поместили в одной комнате с майором Трухиным. Поручик Несмеянов долго глядел на совершенно пьяного майора, потом снял каску с гребнем, осмотрел ее, осторожно поставил на стул и медленно, как бы в раздумье, процедил сквозь зубы, обращаясь к своему товарищу прапорщику Скокову:
— A-а, черт! Вот так оказия!
Вскоре к Сергею в кабинет привели еще одного арестованного. Это был Оранского полка ротмистр Ушаков — красивый юноша с пухлыми щечками.
Он вошел развязной походкой, бренча шпорами.
— Поверьте, полковник, я совсем не предполагал… защебетал он. — Я попал сюда совершенно случайно, еду из отпуска в полк… И неужели вы думаете, полковник, что мы в кавалерии не понимаем благ просвещенной вольности? — воскликнул он с выражением горькой обиды в голосе. Даже краска выступила на его щечках при последних словах.
— Согласны ли вы содействовать нам? — спросил Сергей.
— О, если я только могу быть полезен! — восторженно, с видом пылкой готовности отвечал ротмистр. — Признаться, полковник, — снова защебетал он в порыве откровенности, — я с детства увлекаюсь Вольтером и всегда был поклонником Руссо[53].
Сергей отпустил его, снабдив пачкой воззваний для раздачи в Оранском полку.
Ротмистр бойко щелкнул шпорами, откланялся, но, уходя, почему-то вдруг обернулся и пристально посмотрел на Сергея.
А Сергей после его ухода вновь погрузился в работу. Он обдумывал каждое слово, стараясь, чтобы оно звучало сильно и веско и было понятно солдатам.
В четверг, 31 декабря, в девять часов утра, все роты, находившиеся в Василькове, собрались на городскую площадь. В назначенное время явились в полной походной амуниции пять рот: пятая мушкетерская и вторая гренадерская, начавшие восстание, четвертая и шестая мушкетерские, присоединившиеся после занятия города, и третья мушкетерская, явившаяся в город по распоряжению майора Трухина.
Роты во главе с офицерами давно уже выстроились на площади, но Сергей не показывался. Он заперся в кабинете с отцом Даниилом Кейзером, полковым священником.
Отец Даниил, высокий человек с короткими волосами и обстриженной бородкой, стоял перед Сергеем и, преодолевая смущение, старался смотреть ему прямо в глаза. Сергей волновался. Он объяснял священнику смысл и значение своего революционного «катехизиса».