Уж и рожь проросла,
Айда в бар, айда в бар!
Мозжечок не просыхает,
День-деньской заливаю!
Как всё было,
Да как есть.
У меня порядок здесь.
Там порядочные дамы
Вежливо ласкают,
Важно делают кака…
Попутчик закрыл рукой глаза:
– Ужасная ограниченность и закрытость.
– В тех, кто поют?
– Нет. Во мне.
– Они довольно молоды, хотя кажутся еще моложе. Как юнцы, поступающие на специальность, к которой у них нет способностей, – сказала я то же самое, о чем перед тем подумала.
Казалось, мысль идеально подходит этому разговору. Но меня тут же разочаровал лед слов, слетевших с уст попутчика:
– Ваша самовлюбленность бесконечна, раз так говорите.
– Одни видят во мне бесконечную самовлюбленность, а я не вижу в себе предела такому качеству, как самокритичность.
Я поняла, что люди за этим столом – это все, чего мне не хватает: красота, опыт еще что-то, что есть в попутчике, чего до конца не понимаю.
– Вечера слишком короткие… – сказал попутчик в пол.
– Может, вы хотите, чтобы он рассказал вам о своей возлюбленной? – почему-то спросила я у девушки, которая в этот момент поправляла под столом застежку на туфле.
– Ведь не вы – его возлюбленная?
– Нет, конечно. Он как-то сказал, что его возлюбленная любит повторять «короткий этот вечер».
– В этом мире вечера слишком короткие, – чуть взволнованно поправил мужчина. И с горечью добавил: – Не помню, чтобы я это говорил.
– Говорили, откуда бы я это знала? – воспротивилась я, почти смеясь.
– Расскажите, незнакомый и ничего не видящий друг, – беззаботно, но уважительно сказала девушка, совсем забыв о застежке.
Попутчик поднял бегающие, ничего, совсем ничего не видящие глаза. Черт возьми! Где мои мозги, как же я за все это время не поняла? Он – слепой!
Слепец печально улыбался. Хоть он и потягивал ром и вертел головой, ловя звуки, доносившиеся от столиков, я видела, что думает он все равно обо мне. И его смущает, что я это замечаю.
– Моя возлюбленная, – начал он неожиданно спокойно и возвышенно, – говорит, что не знает, не видит, за что и почему я ее полюбил, говорит, что видит и чувствует, какие женщины мне нравятся на самом деле, и что сама она на них нисколько не похожа. Она все время повторяет, чтобы я думал о своей жизни, говорит: думай о своих желаниях, своих мечтах, ни за что не предавай их, и точно сбудется, ты встретишь ту, что не будет тебя мучить, про которую поймешь, что любил ее с рождения. Она говорит, что нет ничего выше моей жизни и целей, что она не повиснет тяжелой ношей на моей благородной любви, оставит в покое. Она говорит, что чувствует свою смерть, подрагивающую рядом. Она боится, что на все не хватит времени, и поэтому спешит как сумасшедшая как можно быстрее осуществить и осмыслить себя и нас обоих. Ее часто охватывает страх, а если я пугаюсь ее страха, она боится еще сильнее.