Вечером играли в преферанс, и народ собирался вокруг их стола не столько последить за игрой, сколько посмотреть спектакль одного актера, который разыгрывал Леня. Он дергался, вскакивал, заламывал руки, причитал, что-то вроде «меня чехлят, на меня набрасывают чехол», после чего скандировал «че-хол, че-хол» или «я – несчастный зачесанный серенький козлик», изображая при этом рожки. Всяких пословиц у него был мешок. Были совершенно замечательные, такие как: «Если гора не идет к Магомету, то пусть она идет к е… матери» или «Лучше синица в руке, чем х… в сраке». И т. д. Матерщинник был жуткий, а в казарме сам бог велел. На реплику одного из интеллигентных молодых людей, что он предпочитает приличные анекдоты, которые можно рассказать в любом обществе, Лёня сказал, что анекдоты бывают либо смешные, либо приличные, и рассказал такой:
Гусар с дамой на балу. Скучно.
Дама: «Поручик, а давайте играть в пикантные двусмысленности».
Гусар: «А как это?»
Дама: «Ну вот, например, я вам говорю – поцелуйте меня в жо, поцелуйте меня в жо, поцелуйте меня в желтую перчатку».
Гусар: «А, понял – х… вам в ро, х… вам в ро, х… вам в розовые губки!»
Вся казарма надрывала животы, ржала и рыдала минут пять. И еще долго слышались всхлипы и стоны людей, которые были не в состоянии остановиться. Сейчас так не смеются, а Леня с Мишей наверняка ностальгируют где-нибудь в Америке – лучше синица в руке.
Но были и исключения, обычные для большой массы людей (любых объектов или индивидов), соответствующие нормальному распределению Гаусса. Человек пять-десять делали по утрам зарядку, что-то изучали, что-то читали, практически не валяя дурака. Соответственно, другие крайние пять-десять человек напивались ежедневно, на занятия не ходили, «забив» на все, в том числе и на свою жизнь. Удивительно, к этим людям обычно не привязывается даже начальство, видимо, махнув рукой – все равно ничего не добьешься. Кого-то другого могут пожурить или даже наказать, но только не этих. Никто им почему-то не завидует.
Два месяца пролетели незаметно. Сборы заканчивались. Прошел и тут же растаял первый легкий снежок. Занятия закончились, игры надоели, и все просто валялись на кроватях в ожидании отъезда. Ни с того ни с сего приперся совершенно пьяный начальник сборов – в общем-то вполне вменяемый майор, с которым конфликтов не было. Он построил сборы непонятно зачем – все думали, что решил попрощаться, но вместо этого он стал орать, ругаться, угрожать («как стоишь, мерзавец») и вел себя крайне разнузданно. В конце концов, его послали куда подальше и разошлись.