Напротив нашего дома на Арбате находился рыбный магазин, где был целый прилавок, заполненный разными сортами селедки, икрой, маслинами. Там часто продавались миноги, а иногда и разные заморские диковины, например, трепанги. Я рассматривал трепангов, покрытых густым слоем черной угольной крошки (так их хранили), и удивлялся, что их можно есть. Попробовать трепангов мне так и не удалось: несмотря на мои настойчивые просьбы, мама не выказала ни малейшего желания с ними возиться. Но самым интересным был для меня похожий на аквариум бассейн, где плавала живая рыба, – то сомы, то сазаны, то карпы.
Чуть дальше по нашей стороне Арбата была булочная с богатейшим кондитерским отделом. Помимо конфет, шоколада, пирожных и тортов там продавалось множество всяких пряников и сушек, козинаки из всех мыслимых орехов, рахат-лукум, пастила, зефир; была еврейская выпечка – штрудель, земелах, кихелах, хотя я тогда не догадывался, что это традиционные еврейские сладости; несколько сортов халвы и нуги, а изредка – «киевское варенье», смесь засахаренных ягод и кусочков всевозможных сухофруктов.
В этой булочной мы покупали хлеб, и, когда мне исполнилось восемь лет, мама решила, что меня можно посылать туда одного. Видимо, я к тому времени уже неплохо считал, так как это было сразу после денежной реформы 1961 года, когда в стране одновременно ходили старые и новые, в десять раз более дорогие, деньги.
В качестве репетиции мама велела мне купить батон и вручила старую синюю пятирублевую купюру (старые деньги было легко отличить от новых – они были больше и у них был вертикальный рисунок). Для первого раза мы отправились в булочную вместе, но мама стояла в стороне. Несмотря на волнение, я правильно выполнил всю процедуру, слегка удивив кассиршу, – все-таки я выглядел еще довольно маленьким. Так как репетиция прошла успешно, мама стала часто посылать меня за хлебом. Иногда она поручала купить «что-нибудь к чаю рубля на два с полтиной». Тут я должен был проявить разумную инициативу – выбрать то, что мы с мамой оба любили; отец сладкого не ел и поэтому в расчет не принимался.
Осенью 1962 года, когда начались перебои с мукой, в нашей булочной к вечеру кончался хлеб, хотя сладкая выпечка оставалась. В такие дни мама цитировала известную фразу Марии-Антуанетты: порой нам приходилось покупать печенье вместо обычных батонов и буханок. Но это продолжалось недолго, не больше двух-трех месяцев.
На другой стороне Арбата, на углу Спасопесковского переулка находился магазин «Консервы», чье название совершенно не соответствовало тому, что там продавалось: упор делался на свежие фрукты, а консервов как раз было мало. Этот магазин мог поразить воображение, и не только детское. Такими, как мне сейчас представляется, были дореволюционные магазины колониальных товаров: прилавки темного дерева, старинные кассы «Националь» с узорами в стиле «Бозарт», росписи на стенах, изображавшие восточных красавиц с корзинами фруктов среди увитых виноградом мраморных колонн. Фрукты на прилавках были уложены в изящные пирамиды, каждое яблоко, апельсин или груша в отдельной белой гофрированной бумажке.