Они узнали про это место раньше многих других благодаря профессии и репутации Владимира Львовича. Дело в том, что оккупация Литвы Советским Союзом была делом сравнительно недавним, и многие литовцы еще пытались заниматься той или иной формой частного бизнеса. Они преуспевали в этом нелегальном занятии, строили себе роскошные дома, а потом их, разумеется, начинали судить за «нарушения социалистической законности» и дома конфисковывали. В надежде вернуть себе собственность они нанимали именитого московского адвоката Россельса, который, по-видимому, вполне успешно их защищал.
Когда мы ходили по Паланге, бабушка время от времени показывала на тот или иной дом и говорила: «Это Володя отсудил». Она, очевидно, считала, что хозяева этих домов им по гроб обязаны и могли бы предложить жить бесплатно. Дедушке эти разговоры были неприятны, он не считал, что ему кто-то что-то должен после того, как процесс завершен и клиенты расплатились, так что он бабушку мягко останавливал. Комнаты в этих домах они, конечно, снимали за деньги.
О том, что у Россельса не было особых богатств, говорил и тот факт, что бабушка постоянно работала. Она шила, научившись этому ремеслу в начале 1930-х, когда в семье стало труднее с деньгами. Бабушка шила, главным образом, очень сложные вечерние платья для светских дам и актрис. Жившая в Тель-Авиве сестра подписывала ее на иллюстрированные журналы французских мод, из которых бабушка черпала идеи, так что обычной портнихой назвать ее было нельзя.
Бабушкина работа была, пожалуй, единственным источником конфликтов с дедом Володей. Во-первых, он всячески жалел и берег свою «Симочку», считая, что она перерабатывает. Во-вторых, я думаю, у него были традиционные представления о ролях супругов в браке, и он воспринимал бабушкино стремление шить как свидетельство того, что он недостаточно зарабатывает. В-третьих, бабушка часто шила что-нибудь для моей мамы, и к этому Владимир Львович относился особенно ревниво. У него была своя дочь Инна, мамина ровесница, и он хотел, чтобы, если уж бабушка шьет что-нибудь для своих, то пусть она делает это не только для Наташи, но и для Инны. При этом он неизбежно должен был углубляться в совершенно чуждые ему детали – а для кого предназначен этот халатик в горошек? А кому это платьице в синюю полоску? От этого он, естественно, раздражался, а бабушка все равно шила для мамы тайком.
У бабушки и Владимира Львовича были ближайшие друзья – Лифшицы, Женя и Миша. Женя была кузиной моего дедушки Аркадия Сигизмундовича, и бабушка сблизилась с ней и ее мужем еще до войны, а потом с ними подружился и Россельс. Эта дружба длилась до конца жизни. Михаил Осипович Лифшиц был старый большевик родом из Баку, еще с дореволюционных времен сподвижник Анастаса Микояна, ставшего при Сталине членом Политбюро и правительства. До 1937 года Лифшиц занимал какой-то относительно крупный партийный пост в Министерстве пищевой промышленности. В годы большого террора он чудом выжил: его исключили из партии, посадили на несколько месяцев, но выпустили и даже дали возможность вернуться на партийную работу.