* * *
Около двух Гэтсби надел купальный костюм, направился к бассейну и распорядился немедленно известить его, если кто‑нибудь позвонит. По пути он зашел в гараж — захватить пневматический матрас — новинку пляжного сезона, — который все лето приводил в восторг многочисленных любителей купания из числа его гостей. Шофер накачал его, получив указание ни при каких обстоятельствах не выводить из гаража открытый автомобиль. Это было совершенно непонятно, так как переднее правое крыло нуждалось в рихтовке.
С матрасом под мышкой Гэтсби пошел купаться. Он остановился, чтобы взять его поудобней, и шофер поинтересовался, не требуется ли его помощь, но Гэтсби отрицательно покачал головой и скрылся из виду за желтеющей листвой деревьев.
Никто не звонил, но лакей добросовестно прождал до четырех пополудни, еще не зная о том, что докладывать уже некому… Думаю, Гэтсби и сам понял, что никто и не собирался ему звонить в тот день, а, может быть, этот звонок и все с ним связанное уже перестало занимать его. Если все было именно так, то в последние мгновения своей жизни он не мог не понять, что рухнула та опора, на которой держался весь его уютный мир — мир юношеских мечтаний и грез. Его путеводными звездами были Вера, Надежда и Любовь, но рыцарю Святого Грааля пришлось заплатить слишком высокую цену за преданность… Над ним разверзались равнодушные небеса, безжалостное солнце опаляло тело и душу сквозь пожухлую листву, а он не переставал удивляться, как нелепо устроен мир, какими бесполезными могут быть розы и насколько тщетны попытки молодой травы укорениться на бесплодной и жестокой земле. Грубый овеществленный мир обрушивался на него и теснил робкие фантомы призрачной мечты, а из‑за желтеющей листвы деревьев уже выдвигалось мрачное видение ночных кошмаров — пепельно — серый силуэт его жестокого палача и неправедного судьи…
Шофер — протеже Вольфсхайма — слышал выстрелы, но не обратил на них внимания, как он потом рассказывал полицейским. Словно предчувствуя что‑то непоправимое, я бросился со станции на виллу. Видимо, моя взвинченность передалась окружающим, и, когда я бегом взбежал по ступенькам мраморной лестнице на, веранду, в доме поднялась паника. Молча, не сказав ни единого слова друг другу, я, шофер, садовник и дворец — кий ринулись к бассейну.
Зеркальная гладь была подернута легкой, почти невидимой рябью, и я машинально отметил слабые токи циркулирующей проточной воды. Редкие порывы беззаботного ветерка вздымали игрушечные волны, и на них неспешно покачивалась пневматическая новинка пляжного. сезона с безжизненно распластавшимся на нем телом. Надувной матрас зарывался носом в мелкую рябь, словно вонзающаяся в морскую плоть погребальная ладья, лавировал меж багровых островков опавшей листвы, кружился на месте, влекомый донными струями, и тогда на поверхности воды проступали мутные кроваво — красные круги.