Но как раз‑таки это представлялось мне вторичным и малосущественным. Все это время меня занимали совершенно другие проблемы: я выступал в роли «душеприказчика» Гэтсби, и создавалось такое впечатление, что только мне одному и есть до этого какое‑то дело. С того самого момента, как мы внесли тело Гэтсби в дом, вернее, как только я позвонил в Вест — Эгг и сообщил о его трагической смерти, решение всех практических вопросов, связанных, например, с организацией похорон, было предоставлено мне. Вначале я был озадачен и смущен, но всякий раз, когда я видел холодное недвижное тело Гэтсби, во мне росло чувство внутренней ответственности перед этим человеком, личность которого была абсолютно неинтересна окружавшим его при жизни, а уж после смерти — и подавно. Само собой разумеется, что я не преследовал какие‑либо корыстные цели, но действовал из убеждения, что каждый из нас имеет право хотя бы на достойный уход из этой жизни.
Я позвонил Дейзи ровно через полчаса после того, как мы нашли тело Гэтсби, — позвонил инстинктивно и особо не раздумывая — зачем. Выяснилось, что она и Том уехали еще до полудня, — видимо, надолго и далеко, потому что взяли с собой багаж.
— А адрес, адрес?..
— Не оставили…
— А хотя бы, когда вернутся, не сказали?..
— Нет.
— А вы сами знаете, куда они могли уехать?
— К сожалению, не могу сказать, сэр.
Я должен был найти кого‑нибудь для Гэтсби. Мне хотелось подойти к нему и пообещать: «Я обязательно найду кого‑нибудь, Гэтсби. Не огорчайтесь. Я просто не имею права не найти хоть кого‑нибудь для вас…»
Мне не удалось разыскать домашний адрес Мейера Вольфсхайма в телефонной книге Нью — Йорка. Лакей Гэтсби сообщил мне адрес его городского офиса. Я позвонил барышне на коммутатор, и через некоторое время она продиктовала мне номер телефона; но был уже шестой час, и трубку никто не снял.
— Пожалуйста, наберите этот номер еще раз.
— Я уже три раза соединяла…
— Это крайне важно.
— Мне очень жаль, но никто не подходит к аппарату… Я вернулся в салон и обнаружил, что там и яблоку негде
упасть, но это были официальные лица и представители власти. Когда, откинув покров с мертвого, они смотрели на Гэтсби неподвижными и ничего не выражающими глазами, во мне словно зазвучал его встревоженный голос:
— В самом деле, старина, найдите же мне кого‑нибудь. Вы уж постарайтесь, Знаете, как это тяжело — переносить все одному…
Они начали задавать мне какие‑то вопросы, но я выскочил из комнаты, не обращая на них никакого внимания, и поднялся на второй этаж, в его кабинет. Я вывалил на письменный стол все бумаги, которые обнаружил в незапертых ящиках бюро, и начал торопливо перебирать их, — он никогда не говорил, что его родителей нет в живых. Мне так и не удалось найти ни одного письма, ни одной зацепки — и только Дэн Коли, свидетель юношеских бурь и крушений, молча взирал на меня из рамки на стене.