Пусть богач над златом чахнет
У тебя другое счастье!
В час рассвета,
В час заката
На улыбку не скупись…
Я опять заметил замешательство и озадаченность на лице Гэтсби, когда подошел к нему попрощаться. Похоже, он в очередной раз усомнился в подлинности своих собственных чувств и нежданной, негаданной благосклонности фортуны. Миновало ровно пять лет! Наверняка были сегодня такие мгновения, когда он бывал несколько разочарован тем, что реальность несколько не совпадает с идеалом, и Дейзи его мечты мало чем походит на оригинал. Впрочем, здесь ему было некого винить, кроме самого себя, вернее, своего богатого воображения. Как это обычно и бывает, идеальный образ превзошел реальный по всем статьям. Он творил свой идеал в порыве вдохновения, долгими бессонными ночами, наделяя его подчас такими качествами, какие и не снились прототипу. Но и в этом не было ничего из ряда вон выходящего: в состоянии ли скупая природная красота сравниться с нашим представлением о ней?
Он пытался справиться с обуревавшими его чувствами. Его широкая ладонь лежала на ее руке, а когда Дейзи что‑то промурлыкала ему прямо в ухо, Гэтсби повернулся к ней по — юношески пылко и взволнованно. Он буквально утопал в мягких и теплых волнах ее обволакивающего голоса, который прямо‑таки завораживал его, как пение Сирены.
Они попросту забыли обо мне, правда, Дейзи на секунду подняла голову и протянула мне руку, зато Гэтсби, похоже, вообще не помнил, кто я такой и почему здесь нахожусь. Я еще раз посмотрел на них, они взглянули на меня невидящими и непонимающими глазами, потому что весь огромный мир принадлежал только им двоим. Я вышел из комнаты, спустился по мраморной лестнице и ушел в дождь, оставив их наедине.
Как‑то раз, ласковым летним утром, молодой амбициозный репортер из Нью — Йорка постучался в двери Гэтсби и бесхитростно поинтересовался, не имеет ли тот сказать что‑нибудь.
— Имею ли я сказать что‑нибудь… Простите, а о чем? — дипломатично справился Гэтсби.
— Неважно о чем — пару слов для прессы.
Через пять минут выяснилось, что молодой человек услышал фамилию Гэтсби в офисе редакции в связи с обстоятельствами, о которых он то ли не хотел говорить, то лив них совершенно не разобрался. Но с похвальной для репортера пронырливостью «взял след» и отправился на разведку, причем в свой законный выходной день.
Это был своего рода выстрел навскидку, но самородное репортерское чутье не подвело. Слухи о Гэтсби, распространявшиеся усилиями сотен людей, пользовавшихся его гостеприимством и на этом основании считавших себя вправе судить о нем и его прошлом, перешли в иное качество, и был недалек тот день, когда Гэтсби и все с ним связанное должно было стать главной темой скандальных газетных публикаций. Молва связывала его с фантастическими проектами века, вроде «подземного нефтепровода в Канаду», рассказывали, что живет он вовсе не в доме, а на огромной яхте размером с трансатлантический лайнер, и именно на ней он тайно курсирует вдоль побережья Лонг — Айленда. Видимо, вся эта таинственность и чудовищное нагромождение слухов тешили самолюбие Джеймса Гетца из Северной Дакоты, — только трудно сказать почему.