— Так сколько я вам все‑таки должен?
— Один доллар двадцать центов.
Меня обволакивали липкие волны безжалостной жары, от которых путались мысли, и несколько долгих мгновений я испытывал настоящую дурноту, однако же сообразил, что «слухи, о которых прослышал» мистер Вильсон, никоим образом не связаны с Томом Бьюкененом, — во всяком случае, пока. Просто он узнал, что Миртл живет другой, неизвестной ему жизнью, в другом, чуждом ему мире. Осознание этого и стало причиной его душевного и физического недомогания. Я взглянул на него, потом на Тома, который также узнал много нового о своей жене менее часа тому назад, и пришел к выводу, что действительно «несть эллина и иудея» — в смысле различий, расовых либо социальных; зато дистанция огромного размера разделяет человека больного и человека здорового. Вильсон был настолько больным, что выглядел виноватым, безнадежно виноватым, как если бы прямо на наших глазах обесчестил невинную девушку.
— Так и быть, я продам вам эту машину, — сказал Том. — Пришлю завтра после обеда.
По вечерам окрестности чудовищной свалки всегда будили во мне смутное беспокойство, но и сегодня, при ослепительно ярком солнечном свете, я испытал похожее чувство, — вот и сейчас я испуганно оглянулся, словно интуитивно ощутил нечто угрожающее и смертельно опасное за спиной. Огромные бдящие глаза доктора Т. Дж. Эклберга парили в вышине над кучами золы и пепла, но я почувствовал, что за нами следят еще одни глаза, находящиеся менее чем в двадцати футах от нас, и следят не менее пристально.
Занавесь в одном из окон второго этажа над гаражом была слегка отдернута, и, скрываясь в глубине комнаты, за нами пристально наблюдала Миртл Вильсон. Она была настолько поглощена этим занятием, что не замечала ничего вокруг и не понимала, что и ее могут увидеть; обуревавшие ее чувства проявлялись на подвижном лице так, как постепенно проявляется изображение на негативе; я и раньше замечал, как в приступе необузданной ревности обезображиваются прекрасные женские черты. Но ненависть, легко читавшаяся на лице Миртл, показалась мне бессмысленной и необъяснимой, пока я не понял, что она предназначается вовсе не Тому, а Джордан Бейкер, которую несчастная ревнивица приняла за его жену.
* * *
Я не знаю смятения более разрушительного, чем смятение неглубокого ума. Непритворная паника овладела Томом, когда он вел машину, словно подстегиваемый обжигающими бичами ревности. Час назад он безраздельно владел женой и любовницей, а теперь остался в одиночестве, брошенный и покинутый всеми. И он давил и давил на газ, словно мчался за Дейзи и одновременно старался уехать за тысячу миль от Вильсона. Мы неслись со скоростью пятьдесят миль в час по направлению к Астории, пока среди стальных кружев ферм надземки не показалось синее авто Бьюкененов.