Год - тринадцать месяцев (Мхитарян) - страница 35

— Конечно, нет! Что я, не понимаю?!

— Давай я записку напишу родителям, чтоб отпустили. — Я лезу за блокнотом, но Борис перехватывает мою руку.

— Не надо! Что вы! Вы знаете, как мама на вас сердита? Она нарочно не пустит. Принципиально.

— Ну смотри сам. Мое дело — посоветовать.

Мы расходимся но классам. Я решаю в тот же день навестить сердитую Борину маму и заодно потолковать по-мужски с его папочкой.

Но Борина мама пришла сама в тот же день.

Мы смотрели документальную киноленту, когда по цепочке мне передали:

— Вас вызывают.

В непривычно тихом вестибюле стояли двое: мой Борька и полная, средних лет женщина в шелковом плаще. Внешность у них как две карточки одного лица, снятого с большим промежутком. Нетрудно было догадаться, что передо мной Борина мамочка. Женщина нетерпеливо шагнула навстречу. В одной руке она держала Борин плащ с капюшоном, в другой — галоши.

— Вы Борин классрук?

— Здравствуйте.

— Извините, здравствуйте! Я страшно расстроена. Скажите хоть вы ему! Это же безобразие! Я бросила все, примчалась сюда, а он вместо благодарности фокусы устраивает! Не берет плащ! Видите ли, у них закон: один за всех, и все за одного! Все раздеты, а поэтому и он будет мокнуть за компанию. Как вам все это нравится?!

Признаться, мне все это нравилось. Я ловлю себя на том, что несообразно со своим положением классрука радуюсь Борькиному решению. Снова я вижу не мальчика, а мужа! Непокорно опущена голова, решительно сжаты пухлые губы, грозно сдвинуты короткие брови и ни слезинки в глазах. Ты ли это, Борька?

— Вы что же молчите? Повлияйте, пожалуйста, на него.

Что ей сказать? Формальная правда на ее стороне. Каждая мать вправе принять на себя сколько-то труда, чтобы уберечь сына от невзгод, пусть даже от безобидного дождя. И я, по долгу службы, начинаю влиять:

— Чудак ты. Боря. Если бы мне сейчас принесли плащ и галоши, я б танцевал от радости. Кому охота мокнуть од дождем? Бери вещи и пойдем. Такой фильм пропадает.

Но Борька не верит деланному тону моей тирады и наступает на мать:

— Даже к девчонкам никто не пришел. Только ты одна боишься, что я раскисну. Хватит! Пусть как все, так и я!

— А если все станут биться головой об стенку, ты тоже со всеми будешь? — замечает Малинина.

— Да… буду! Что я, сахарный, что ли? Пока кино кончится, и дождь перестанет. А если и будет идти, так мы припустим бегом и не замерзнем.

— Никаких «припустим»! — Малинина выходит из себя. — Или ты сейчас же возьмешь плащ, или я обо всем расскажу папочке, и тебе не поздоровится!

Угроза явно неуместна. Какой там папочка, если человек пошел «на принцип».