Для завершения начатого она использовала папину электробритву. Гэбби водила ею по голове, и та жужжала. Постепенно начал проступать рельеф ее черепа — показались невидимые ранее впадинки и бугорки.
— Вот черт, — охнула она, взглянув на себя в зеркало. — Потрясно.
Гэбби повертела головой, пробуя пальцами щетину. Она выглядела так, словно ее измучила не то какая-то болезнь, не то интенсивный курс лечения.
Затем Гэбби присела на кровать. На покрывале валялись черный кружевной лифчик и такие же трусики. Она заметила, что я их разглядываю и спросила:
— Тебе нравится?
— В общем, да, — ответила я.
— Я заказала их по Интернету.
Одна из свечей на комоде растеклась в лужицу воска. Огонек какое-то время сопротивлялся, но потом потух, оставив после себя белое облачко дыма.
— Слушай, — неожиданно сменила тему Гэбби. — А твоя мама правда убила кого-то на Новый год?
— Мы не уверены. Может, он выжил, — ответила я.
Снизу послышался глухой удар. Рабочие уронили что-то тяжелое на кафельный пол.
— Говорят, она переехала кого-то.
— Она болеет, — объяснила я.
Гэбби отвернулась:
— Чем болеет?
— Точно не известно.
— Это смертельно?
— Мы не знаем.
— Вот дерьмо. Прости.
Гэбби недавно перекрасила стены в темно-коричневый цвет, и запах краски, смешанный с ванильным ароматом свечей, еще витал по комнате.
— Мне пора домой, — сказала я.
— Вот, возьми, мне они больше ни к чему, — Гэбби протянула мне пластиковый пакет, забитый разными заколками и резинками для волос.
Я покачала головой. Мне не хотелось ничего у нее брать.
По дороге домой я заметила, как к участку подъезжает черный «БМВ» мамы Гэбби. Мы помахали друг другу. Машина заехала на дорожку и притормозила, ожидая, пока откроются электронные ворота гаража. Я поняла, что начался обратный отсчет до момента, когда последствия сумасбродства Гэбби неминуемо обрушатся на ее бритую голову. «БМВ» плавно скрылся в гараже. Дверь мягко закрылась. Урча и остывая, затих мотор.
Позже выяснилось, что Гэбби немедленно лишили доступа к компьютеру и мобильнику — связь с циркадийским мальчиком, сочиняющим для нее стихи, прервалась.
В ту ночь я не отходила от телескопа, высматривая у Сильвии папу. Чем дольше становились дни, тем более странно она себя вела. С наступлением сумерек она уходила в дом. У всех окна горели, а у нее — нет. Она как будто научилась спать по двадцать и более часов подряд. Любой человек, проходящий мимо ее участка в темное время суток, подумал бы, что либо дом выставлен на продажу, либо хозяева уехали из города. Газеты скапливались на подъездной дорожке до тех пор, пока не показывалось солнце.