— А ну-ка, иди сюда! — подозвал комендант впереди стоявшего старика со слезящимися глазами, в белой, без пояса, рубахе.
Старик оглянулся по сторонам, потом нерешительно подошел.
— Кто кричал?
— Та хиба я знаю.
Майор злобно отвернулся от него и, остановив свой взгляд на одной из женщин, угрожающе процедил:
— А ну-ка, матка, и ты иди сюда, и ты тоже, — ткнув дулом пистолета в грудь десятилетнего подростка, торопливо приказал майор.
Старушка и побледневший мальчик молча вышли из толпы.
— Кто кричал? — играя в руках пистолетом, грозно сказал комендант и, подождав немного, выстрелил в старика.
Старик упал. Вороненое дуло пистолета направилось на подростка.
— Дяденька, не стреляй! Не надо!.. Не надо!.. — взмолился мальчик, закрывая грязными ручонками застывшие в ужасе глаза.
— Не трожь мальца! Слышишь! Не трожь! — кто-то смело крикнул в задних рядах.
— За что дите-то!
— Он не виноват!
— Отпусти его, душегуб окаянный!
— Не трожь ребенка!
Комендант обвел глазами толпу и выстрелил в воздух. Все умолкли, но в задних рядах кто-то возился и кричал.
— Пусти, Архип Иваныч! — кричал коренастый парень, вырываясь из крепких объятий чернобородого мужика.
— Не пущу, дурья твоя голова!
— Пусти, тебе говорят, — и парень, вырвавшись из его рук, расталкивая людей, выскочил из толпы.
Это был Ленька, младший сын вдовы Кабанихи. Он подскочил к коменданту и, не обращая внимания на наставленный на него пистолет, тяжело дыша, произнес:
— За что стреляешь невинных? Стреляй меня! Я кричал! Я хотел бить тебя, паразита! — и Ленька, распахнув ватный пиджак, вызывающе уставился на майора.
Майор выстрелил. Ленька покачнулся, но не упал. Искаженными от боли глазами, он смотрел на майора и что-то быстро говорил.
— Стрелять-то не умеешь… — донеслись его слова.
Комендант разрядил в Леньку всю обойму пистолета.
На какое-то время стало очень тихо. Затем раздался душераздирающий крик матери Леньки…
3
Кабаниху домой принес на руках колхозный кузнец, тот самый Архип Иванович, который во время казни Савелия Лукича и Антона Каурова пытался удержать Леньку. Он уложил ее в постель и не уходил из дому, пока не вернулся ее средний сын Федор. Кузнец рассказал ему обо всем и посоветовал быстрее покинуть село.
— Поторопись, а то поздно будет, — сказал он на прощанье и ушел.
Все еще крепившийся Федя нервно прошелся по хате, затем сел за стол, опустил на руки голову и заплакал.
Кабаниха застонала.
Федор встал, подошел к кровати, посмотрел в лицо матери и невольно отшатнулся, столько муки было в старческом лице матери, в ее потемневших, с сузившимися зрачками глазах.